— Но ещё страшнее, когда помнят такой, какой вы сейчас стали, — сочувственно говорит Билл.
Мадам Розмерта выпрямляется, в её потемневших глазах пылает гнев.
— Ты получил ответы, человек, теперь скажи мне, чего ты ещё хочешь, прежде чем настанет пора платить по счетам.
— Всё-таки работа в трактире накладывает отпечаток даже на богов, — внезапно улыбается Билл. — Вы ещё на чаевые намекните.
— Ты говорил мне ночью много странных слов, человек. О любви, за которую не жалко отдать жизнь. Твои слова были услышаны. Ты готов? Если нет, я всё равно заставлю тебя.
— Я знаю.
— Ты лишил меня третьей жертвы, человек. Мне нужна сила, чтобы пережить Время Долгих Ночей.
— Вы свели с ума моего друга, вы заставили его убить себя, не моя вина, что я оказался рядом и он выжил. Но я готов занять его место.
— Ты желаешь меня, человек?
— Нет.
— Ты мечтаешь обладать мною?
— Нет.
— Тогда во имя чего ты это делаешь?
— Во имя любви. Всё всегда делается во имя любви, — улыбается Билл. Страх и нервозность ушли, и непонятное спокойствие переполняет его. — Раньше вы смогли бы меня понять, сейчас — не поймёте.
Он протягивает руку и вытаскивает из пучка сухих трав веточку розмарина.
Пламя в очаге поднимается в человеческий рост, вырываясь за железную решётку.
Билл чувствует знакомый запах, и слова приходят сами:
Я одену тебя в белый шёлк,
Я хочу любоваться тобой.
Будет всё у нас — хорошо:
На двоих — небосвод голубой,
На двоих — ключевая вода,
На двоих — под ногами земля.
Я не брошу тебя никогда,
Потому что ты — это я,
Только с более светлой душой…
Билл делает шаг в огонь.
Я одену тебя в белый шёлк,
Будет всё у нас — хорошо.
За его спиной рушится каменная кладка и падают, разбиваясь на мелкие черепки, волшебные сосуды мадам Розмерты.
Эпилог
(24 декабря 1994 года, Святочный бал в Хогвартсе)
— Билл Уизли, рыжий засранец, сколько лет, сколько зим! — Мирон Вогтэйл в чёрном с серебром концертном костюме, нисколько не смущаясь глазеющей публики, сгребает Билла в охапку. — Явился всё-таки!
— Восемнадцать приглашений, Мироша, — улыбается Билл. — И это из тех, что были вручены мне лично, об оставшихся даже думать боюсь: наверняка и сейчас приходят. Хотя бы сов пожалел, если меня не жалко.
— А ты возмужал, похорошел, патлы отрастил, — Мирон оглядывает друга со всех сторон. — Красавец!
Билл наклоняется вперёд и тихонько шепчет ему на ухо:
— Запомни, маньяк: живым не дамся!
Вестибюль Хогвартса содрогается от громкого хохота Мирона.
Мистер Филч показывается из-за угла, но, убедившись, что шалят и шумят приглашённые гости, неодобрительно качает головой и молча прячется обратно.
— Рассказывай, что нового! — отсмеявшись, Мирон хватает Билла за локоть и тащит в сторону столовой. — Здесь мы спокойно сможем поговорить. Мне ещё не скоро на сцену. Где был, как жил?
— Работал, — пожимает плечами Билл. — Ты меня знаешь, я — натура увлекающаяся. А ликвидатор заклятий в филиале Гринготса — это достаточно муторное занятие. Хотя интересное и прибыльное.
— Зато ты был в Египте, — Мирон закатывает глаза. — Ведь кажется мне, будто я египтянин, и со мною и Солнце, и зной, и царапает небо когтями лёгкий Сфинкс, что стоит за спиной, — самозабвенно голосит он.
Мистер Северус Снейп в развевающейся чёрной мантии показывается из-за угла, изъявляя готовность снять с нарушителей баллы, но, увидев, что бесчинствуют вовсе не ученики Хогвартса, награждает обоих ледяным взглядом и снимает баллы с зазевавшегося равенкловца: за неподобающий вид.
— А ты теперь звезда, — констатирует Билл.