Дзэниба перевела дух и повела правой рукой. С кухни медленно выплыл небольшой глиняный чайник в компании двух чашечек. Чайник сам разлил чай и подтолкнул чашки ко мне и Дзэнибе. В воздухе приятно запахло жасмином. Я взяла чашку в руки, но пить не стала. Слишком трудно мне было переключиться на что-то. Дзэниба, напротив, тут же выпила весь чай и потребовала у чайника добавки.
— Думаю, пора возвращать времени право течь, как оно хочет. Да и мне уже надо меняться. Выпей чай, Тихиро, полегчает.
Я послушно опустошила чашку, не почувствовав вкуса напитка. Взгляд уперся в частично выцветшую фотографию формата А4 в простой деревянной рамке, стоящую на комоде рядом с корзиной пряжи. На фото была изображена семья: сидящая на стуле мать — красивая женщина не старше тридцати лет, улыбающаяся до ямочек на щеках, держащая на руках маленького пухлощекого зеленоглазого мальчика; старший сын в форме начальной школы, стоящий за её спиной, — темноволосый, темноглазый, очень симпатичный ребенок; отец в очках с широкой черной оправой, за которой блестели светлые глаза, положивший руку на плечо старшего мальчика. Ком встал в горле, потому что я отчетливо поняла: таким будет Хаку, когда станет совсем взрослым. Как Дзэниба всё это сделала? И неужели брат, на которого так жаловался Кохакунуси, всего лишь фантом, дело рук колдуньи? Я побоялась спросить напрямую и, сморгнув слезы, с трудом отвела взгляд от фотографии.
Дзэниба встала с кресла, и я поняла, что она готовится творить волшебство, поэтому одной рукой крепко сжала ручку кресла, а другой — чайную чашку. Налетевший ураган отбросил мое кресло и посуду на свои места. Чашечка так рвалась на свое место, что, кажется, укусила меня за ладонь. Пришлось отпустить. Меня вжало в кресло и хорошенько тряхнуло, когда мы с ним стукнулись об стену, прежде чем занять положенное место. Часы затикали, зажжужала первая весенняя муха, на улице послышались детские голоса. Я посмотрела на Дзэнибу и вновь увидела бабушку Нигихаями Кохакунуси, которая поправляла золотой кулон, лежащий на её широкой груди. Теперь я знала, что её зовут бабушка Чи.
— У нас еще есть время, — сказала неузнаваемая теперь Дзэниба, — можешь пока задать мне вопросы.
Вопросы… да какие тут уже могут быть вопросы. Было ясно, что без руны на ладони мне пришлось бы тяжело. Одна мысль о том, что Хаку был проклят Юбабой, могла бы меня морально убить; одна фотография счастливой семьи, которой никогда не было у мальчика-дракона, могла бы заставить меня плакать несколько часов кряду. Что и говорить о том, что Хаку не хотел меня забывать и целый год жил с мыслью, что вскоре найдет меня…
— Почему вы сразу не отправили его в школу? — всё же спросила я. — Поначалу о нем много шептались. Сейчас, конечно, привыкли, но ведь это лишнее внимание.
— Ты права. Но хорошим чарам, как и хорошему саке, необходимо настояться. Я непременно хотела, чтобы Хаку учился с тобой. А ты являешься главным катализатором его прежних воспоминаний. Я боялась, что он вспомнит тебя и вспомнит себя. Но ты ведь наверняка пыталась узнать, помнит ли он хоть что-нибудь?
Я кивнула, снова смущаясь из-за своего поведения в день нашего нового знакомства.
— Значит, чары достаточно крепки, и я, как всегда, была права, — довольно сказала Чи-Дзэниба.
— Но бабушка, почему вы так боитесь того, что чары спадут? Вы ведь сможете наложить их еще раз? Вы же сможете ему помочь?
Женщина грустно улыбнулась:
— Я не всесильна. Даже богам многое не под силу. К тому же случилось то, что заставило меня отложить выход Хаку из тени еще на год. Дело в том, что моя прекрасная сестрица отправилась к нашим родителям.
— Что? — я была поражена, — Юбаба умерла?!
— Да. Сидя за своим столом и работая, как, думаю, она всегда хотела. Со смертью волшебника наложенные им чары не спадают, но могут измениться до неузнаваемости. Именно поэтому раньше, когда колдунов было в разы больше, многие магические дуэли кончались смертью обоих оппонентов. Просто один из сражавшихся посылал проклятье на другого и быстро вспарывал себе живот. Ни тебе, ни мне, как говорят… Я боялась того, чем могло стать проклятье Хаку, но оно никак не проявило себя в течение всего года. Я чуть выдохнула, и вот теперь вы одноклассники. К тому же, смерть сестры напомнила мне об одной вещи, — поймав мой непонимающий взгляд, волшебница грустно улыбнулась, — я вспомнила, что сама не вечна, и поэтому не могу привязать к себе мальчика. Он же стал намного веселее после того, как у него появились друзья.
Мы немного помолчали. Я не могла до конца осознать рассказ Дзэнибы и не была уверена, что когда-то смогу.
— Вы просили меня не говорить с ним о нашем разговоре, потому что боитесь, что ваши чары могут разрушиться?
— Именно. Если его настоящая личность прорвется наружу, я не могу сказать, чем это кончится. Он может умереть.
Я ничего не ответила на это. Мне было больно даже думать о такой возможности.
— Кто теперь главный в купальнях Абурая?
— Бо, но, пока он не достиг совершеннолетия, всем заведует Камадзи-сан. Так что жизнь там наладилась, насколько я могу судить.