Некоторое время потенциальные убийца и жертва просто смотрели друг на друга. Тишина была настолько гробовой, что Мадлен слышала биение собственного сердца. Но длилось это затишье каких-то несколько секунд.
— Сука! — завопил Морган и, рванувшись к ней, ударил ее кулаком в лицо. — Сука, травануть меня решила!
Она упала на пол, охнув от боли. Из носа побежала кровь, Мадлен почувствовала ее привкус у себя на губах. А мучитель уже был рядом, он уже бил ее ногами, целясь в живот, не давая опомниться.
— Ты хотела убить меня! Тварь! Я сразу почуял неладное — больно уж ты радостно кинулась на меня!
Мадлен не знала, что придумать в ответ на такое обвинение, она окончательно перепугалась и растерялась. Да и сейчас было не до размышлений, как отделаться малой кровью, потому что Морган вряд ли стал бы слушать. Похоже, он просто решил избить ее до смерти.
Кое-как прикрываясь руками от сыплющихся со всех сторон ударов, она отползла в угол, к столу, на котором лежал кухонный нож. Между тем Морган неожиданно унялся: он как будто задумал что-то новое.
— Я изуродую тебя так, что последняя шлюха будет смеяться над тобой! — пообещал он, наклонившись к ней и дыша ей в лицо. — Я тебя искромсаю, порежу на мелкие куски, а потом убью.
Он зашарил взглядом по комнате и, наконец, остановил свой выбор на шнуре, придерживавшем шторы. Выпрямившись, он зашагал к окну: видимо, хотел связать свою жертву, чтобы свободно измываться над ней.
Это был ее единственный шанс. Собрав остатки сил, Мадлен нащупала на столе нож, поднялась на ноги и в долю секунды преодолела расстояние до маньяка. Она не знала толком, куда именно лучше целиться, но, рассудив, что решать некогда, со всей силы вонзила нож ему в спину.
Морган захрипел, покачнулся, а когда Мадлен, дрожа, вытащила нож, упал на пол, обливаясь кровью.
— Ах ты… все-таки… тварь… — произнес он, прежде чем его глаза странно остекленели.
Мадлен выронила нож из окровавленных рук и заплакала. Заплакала, размазывая кулаками слезы, мешавшиеся с кровью, — своей и чужой. Она неожиданно поняла, что совсем не готова к случившемуся, не придумала, что делать с трупом, и не может сообразить, как теперь надо поступить, как уйти, чтобы ее не нашли. В детективных романах писали что-то о следах, отпечатках пальцев, сигаретном пепле, но она даже не могла толком вспомнить детали собственного плана, сломленная ужасом. Рассудок изменил ей.
О ее знакомстве и тем более связи с Морганом никто не знал, но, тем не менее, ей требовалось алиби. И во что бы то ни стало разыскать те фотографии, где бы они ни были. Но она чувствовала, что не в силах этим заниматься, ей хотелось прямо сейчас вскочить и бежать, бежать подальше от этого места, броситься в объятия кому-нибудь, кто мог бы ее утешить и помочь справиться с собой.
Только вот кому? У Мадлен не было подруг, только лицемерные завистницы; не было друзей, только поклонники, слишком чужие и ненадежные, включая того самого химика; не было родителей, ибо мать и отец от нее отреклись.
Разве что…