Инстинкты сработали быстрее сознания, и я выстрелил наугад, истратив оба заряда. С неба упала тень, оказавшаяся вовсе не птицей, как я полагал сначала, а черноволосым призраком с развевающими одеждами-крылами за спиной. Когда тварь издавала свой жуткий вопль, ее миловидное лицо мистическим образом менялось, становясь отвратительным старческим ликом. Белесые подслеповатые глаза ее с припухшими красными веками безумно вращались, и я отступал все дальше и дальше, пока не упал, испуганный и оглушенный. Зажмурившись, я отчаянно выкрикнул:
— Убирайся в ад, дьявольское отродье!
Тень нависла надо мною, я видел это даже сквозь сомкнутые веки. Облако нереальной жути накрыло меня, внушая панический страх и лишая воли к сопротивлению, и я скорее почувствовал, чем услышал бессвязный шепот, раздавшийся прямо в моей голове.
"Чужой... Он чужой... Чужой..."
Оцепенение пропало. Едва сдерживаясь от позорных рыданий, я еще долго лежал без движения, глядя в звездное небо.
Я ушел опозоренный. Никто не сказал мне этого, но я знал, что подвел их. Обещал защиту и не добился ничего. Никакой жизненный опыт, даже такой богатый на события, как у меня, не способен защитить от сил потустороннего мира, ибо он априори могущественнее каждого из нас. Я был самонадеян и жестоко поплатился за свою гордыню. Судьба преподнесла мне новый важный урок, и мне оставалось лишь смиренно принять его, печалясь лишь о маленьком Гае, для которого я сделал все, что мог, но все же, кажется, недостаточно.
Много позже, уезжая из гостиницы, я стал свидетелем разговора, ввергнувшего меня в беспросветное уныние.
Борясь с ветряными мельницами, я потерпел неизбежный крах.
В ночь перед моим отъездом в возрасте шестнадцати лет скоропостижно скончался Джед Уолш...
*Эрина=Ирландия
** Ar an cnoc — на холме (ирл.)
***daidí — папа (ирл.)
Страница вторая.
Осенние костры.
Иногда я невольно задаюсь вопросом, что подумают случайные читатели сего дневника о душевном здравии его автора? Не подкрепленные весомыми доказательствами, записи эти вряд ли найдут понимание в глазах современного общества, и мне остается лишь надеяться, что для кого-то они послужат не только занимательным чтивом в длинные предрождественские вечера, но и приоткроют тонкую вуаль тайны над событиями и явлениями, находящимися вне пределов человеческого понимания.
Итак, в настроении столь же хмуром, что и погода в последние дни октября, я пытался развлечь себя созерцанием красот деревенских пейзажей, путешествуя от селения к селению и беседуя со старожилами. Будь я энтузиастом, собирающим ирландский фольклор, непременно бы издал книгу, по объему не уступающую британскому словарю. Мне было любопытно слушать местные предания, мысленно пытаясь понять, что же из них произошло на самом деле, а что являлось лишь плодом народной фантазии. Такое немудреное развлечение и привело меня на дорогу, ведущую из Ард-Кнок в Маргейт-Лоу.
Дилижанс был полупуст, что, безусловно, скрашивало неблизкий путь до большой деревни, куда я направлялся в надежде успеть на ежегодную ярмарку народного ремесла. В своем последнем письме я клятвенно обещал любимой сестре Ханне привезти редкие сувениры для украшения каминной полки, которая, на мой взгляд, и без того ломилась от милых безделушек. Солнце золотило листву, и деревья вдоль дороги казались отлитыми из драгоценного металла, а трава — залитой жидким янтарем. Двигаясь с севера на юг страны, я словно убегал от холодов, оставляя подступающую зиму далеко за спиной.
— Дальше ходу нет! — крикнул кучер, натягивая поводья, — Поворачиваю на Роуэн Глинн!