— Они мертвы! — заикаясь, пробормотал Роуланд. — Господи, да они же мертвы!
Его взгляд скользнул к окну; оно было приоткрыто, и длинный ствол плоского револьвера с глушителем медленно отодвигался в тень, оставляя после себя тонкую струйку дыма, поднимавшегося к потолку.
Прошло несколько минут, прежде чем Харлисон смог выдавить из себя хотя бы одно слово. Впрочем, это было единственное соответствующее ситуации слово:
— Спасибо!
— Не за что! — ответил ему писклявый голос.
Через несколько мгновений одна из полос обоев приподнялась, и в комнату проник китаец в европейском костюме.
— Благодарю вас, мсье! — повторил Харлисон. — Без вашего удачного дублета я сейчас был бы таким же мертвецом, как оба этих смуглых типа.
Китаец ничего не ответил. Он продолжал внимательно изучать Харлисона пронзительным взглядом узких черных глаз.
— Как вас зовут? — поинтересовался он наконец.
— Роуланд Бенжамен Харлисон, инженер австралийской торговой компании «Мидас» в Брисбене.
— Эта компания обанкротилась, — пожал плечами китаец.
— Именно поэтому я и возвращаюсь в Англию.
— Возвращаетесь? Значит, вы не австралиец?
— Не совсем. Я родился в Дурхеме, небольшом унылом английском городке, из которого уехал в Австралию в возрасте пятнадцати лет, чтобы разделить судьбу с единственным оставшимся у меня родственником, чудаковатым двоюродным братом, решившим сколотить состояние на австралийских золотых россыпях. Впрочем, он вскоре скончался бедным, как вошь.
— А вы? Вам удалось разбогатеть?
Харлисон рассмеялся.
— Все мое богатство должно было перейти в руки этого только что скончавшегося араба. Триста фунтов в английских банкнотах. У меня есть еще чековая книжка на сто фунтов, переведенных в Мидленд-банк в Лондоне. Надеюсь также, что в кармане моих брюк можно нагрести пригоршню шиллингов и полукрон.
— Неплохо, — кивнул китаец.
— Кстати, сэр, этот способ беседовать вам, вероятно не кажется неудобным, тогда как мне…
— Вы правы.
С быстротой, поразившей инженера, китаец развязал пленника, и тот смог подняться на ноги, хотя и с большим трудом.
— Проделайте несколько гимнастических упражнений, — посоветовал китаец. — Несколько приседаний, затем выбрасывание рук сначала вбок, затем вверх. Медленно повращайте запястьями.
— Замечательно! — воскликнул Роуланд, наслаждаясь возможностью двигаться после того, как потерял надежду остаться в живых.
— В этой бутылке виски. Она еще не открывалась, и, поскольку у меня нет штопора, можете отбить горлышко.
Харлисон подчинился, не раздумывая; острый край бутылки немного порезал ему губу, но он все равно сделал несколько больших глотков.
— Вот уже не думал, что еще раз удастся попробовать этот виски. — признался он. — Отличный напиток, это же настоящее «Белое и черное». А вы не хотите отхлебнуть?
— Нет.
В резко прозвучавшем отказе явно послышалось нетерпение. Роуланд мгновенно посерьезнел.
— Я обязан вам жизнью, — сказал он. — Хотелось бы знать имя человека, благодарность которому я сохраню до конца своих дней.
— Меня зовут Ванг.
— Вот как! — пробормотал несколько разочарованный инженер, и его спаситель понял реакцию собеседника, так как для многих европейцев имя Ванг было едва ли не синонимом слова «китаец».
— Я — Ванг, — сухо повторил он.
— Еще раз благодарю вас, господин Ванг. Не знаю, чем я смогу отплатить вам ваше вмешательство в мою судьбу, вашу помощь… Да, конечно, это не очень подходящее слово… Но в австралийских пустынях, где мне пришлось провести столько времени, существует своего рода соглашение между спасенным от смерти человеком и его спасителем. Жизнь спасенного фактически становится принадлежащей спасителю. Думаю, что аналогичная ситуация реальна и в нашем случае.
— Именно так я ее и понимаю, — негромко проговорил китаец.