Сумасшедший, ха? Он, должно быть, был действительно в нервном расстройстве. Но я нашла другое письмо в коробке — отчет Парижской полиции, говорящий, что Эрих Цанн исчез, и его не удалось найти. Это, должно быть, был ответ бабушке в Штутгарт на её запрос о пропавшем Цанне.
Пит Муцио подобно дьяволу материализовался в облаке дыма позади Эрики:
— Перерыв закончен, Эрика? Время для последнего выступления.
Его волчья улыбка казалась насмешкой, хотя я не думаю, что он слышал наш разговор.
Пока я сидел в ожидании музыки, мне пришло в голову, что между старым Эрихом Цанном и его внучкой есть что-то общее. Он, возможно, был сумасшедшим, и Эрика такая же странная. Да и круг её общения — такие же сумасшедшие. Но в то же время я видел, как эти очевидные параллели могли бы довести того, кто и так был нервным и встревоженным, до полного безумия.
Я пытался придумать, как помочь Эрике сбежать из «Багрового Сгустка». Может ей как-нибудь взять отпуск, а затем продлить его? Но здесь была дилемма: именно в этом клубе группа стала успешной, а Пит Муцио (да будут прокляты его острые клыки) состряпал контракт таким хитрым образом, что в нём нет лазеек. По каким-то причинам Томми, лидер группы, отказался сокращать композиции или говорить, почему не делает этого. И при этом он отклонил предложения, которые, возможно, привели бы группу к настоящей известности.
Томми с его прической Иисуса и полуслепыми, направленными внутрь себя глазами, казалось, был постоянно обкуренным, и если он был слишком далёк от того, чтобы позаботиться о себе, как можно было ожидать, что он будет волноваться об Эрике?
С течением времени дела не становились лучше. Эрика всё время выглядела худой и напряжённой. Выступления группы, стоящей позади нее, становились всё более безумными, а Эрика вопила и выдавала вокальные пассажи громче уродливого невыразительного рёва, который, казалось, появлялся на сцене из ниоткуда.
Уже не ощущалось новшества в музыке, и хотя это всё ещё был прибыльный бизнес, на концерты приходили только старые поклонники и наркоманы. Вечер символической борьбы Эрики на сцене казался им эквивалентом эмоционального катарсиса. Репортеры и бойскауты из звукозаписывающей компании «A&R» более не интересовались «Электрическим Комодом», а искали другие странные группы, которые были более сговорчивы в эксплуатации своего творчества.
Однако в тот заключительный вечер, клуб был забит зрителями, потому что это была пятница (не тринадцатое, но тем не менее, Черная пятница). Я приплёлся в клуб довольно поздно, и бросил взгляд на Эрику как раз перед последним выступлением того вечера. Протиснувшись через толпу и приблизившись к ней, я был потрясён видом её опустошенного лица, рассеянным взглядом фиолетовых глаз и сморщенным ртом.
На мгновенье я решил, что её личность кардинально изменилась, но она, казалось, узнала меня, и пока органист завершал настройку своего политонального калипсо, я взял Эрику за руку и отвёл в сторону.
— Эрика, ты выглядишь больной, — выпалил я обеспокоено, забыв о вежливости. — Отпросись и давай выберемся отсюда. Ты, должно быть, заработала уже достаточно, чтобы выкупить свой контракт с Томми или Питом, или с ними обоими. Ты не должна делать этого; это постепенно убивает тебя. Я помогу. Ты знаешь, что нравишься мне, — добавил я. Это был единственный случай проявления моих чувств к ней.
Её лицо дёрнулось благодарной улыбкой — единственный ответ на мои чувства, который она когда-либо дала, но её голос был хриплым карканьем из-за выпитого джина. — Боюсь, что я не больна. Он становится всё громче и громче, и я не могу перекричать его. Он следует за мной и каждый раз всё ближе. Я думаю, что знаю, чего он хочет, и я боюсь! — с грустью сказала Эрика.
— Так уйдём же! — воскликнул я.
— После выступления, возможно, — ответила она. — Мой голос пропадает, это не ложь, но я должна сделать всё правильно, получить справку от доктора. Таким образом не будет проблем, не так, как прошлый раз…
Органист настроил регуляторы инструмента, чтобы он выдавал звуки диссонанса, в то время как стробы вспыхнули со скоростью пулемёта, превратив мир в сменяющие друг друга фотографии. Эрика оторвалась от меня и медленными рывками пошла к сцене, это выглядело как пародия на ирреальную последовательность немого фильма.