«Janua mortis vita»[25], — сказал бы мистер Бигз-Хартли на своей смешной ломаной латыни. Подумать только, сегодня воскресенье! Почему же никто не взял на себя труд помолиться обо мне?
17 октября.
Меня оставили одну на весь день. Впрочем, какая разница?
Вчера ночью произошло самое странное и прекрасное событие в моей жизни — на моем будущем теперь стоит печать.
Я лежала здесь при открытом двойном окне, и тут в комнату начал вползать туман. Я открыла ему объятия, но из ранки на шее по груди потекла кровь. Ранка, естественно, больше не заживает… впрочем, я без особых усилий скрываю эту метку от всего рода людского, в том числе от ученых мужей с дипломами из Университета Сциоза.
С площади за окном донеслись шарканье ног и сопение какого-то животного — будто фермеры загоняли в кошару овцу. Я выбралась из кровати и через окно шагнула на балкон.
Пробивающийся сквозь туман свет луны казался серебристо-серым. Такого я прежде не видела.
Всю piazza, очень большую, заполняли матерые седые волки, безмолвные, если не считать тихих звуков, которые я упоминала ранее. Все волки глазели на мое окно, высунув языки, черные в серебристом свете луны.
Римини стоит почти у самых Апеннин, печально известных великим множеством волков, которые часто воруют и пожирают маленьких детей. Вероятно, зверей погнали к городу грядущие холода.
Я улыбнулась волкам, а затем, скрестив руки на маленькой груди, присела в реверансе. Они прославятся среди моего нового народа. Моя кровь станет их, а их — моей.
Позабыла сказать, что придумала, как запереть дверь. Теперь у меня появились помощники в таких делах.
Не помню как, но я вернулась в постель. Та становилась все более холодной, почти ледяной. Я почему-то думала о многочисленных пустых комнатах в этом обветшалом старом palazzo (уверена, этот дом им когда-то был), столь сильно растерявших свое былое великолепие. Вряд ли я что-то еще напишу. Мне больше нечего сказать.
Фредерик Джордж
Лоринг Гробница Сары *
Лет шестьдесят тому мой отец возглавлял известную фирму, занимавшуюся реставрацией и внутренней отделкой церквей. В своем деле отец души не чаял и прилежно изучал любые старинные легенды и семейные предания, с которыми сталкивался в ходе работы. Он был, естественно, очень начитан и прекрасно разбирался в фольклоре и средневековых сказаниях. Поскольку отец вел тщательные записи обо всех своих исследованиях, после его смерти остались чрезвычайно любопытные бумаги. Я выбрал из них нижеследующую историю, особенно странную и невероятную. Представляя эту историю публике, я считаю излишним извиняться за ее сверхъестественный характер.
1841.17 июня. Получил заказ от старого приятеля, приходского священника Питера Гранта: нужно расширить и отреставрировать алтарную часть его церкви в Хагарстоуне, расположенном в захолустье Уэст-Кантри[26].
5 июля. Отправился в Хагарстоун со своим мастером Сомерсоном. Очень долгое и утомительное путешествие.
7 июля. Начало удачное. Старинная церковь представляет большой интерес для ценителя древностей, и я постараюсь во время реставрации как можно меньше затронуть существующий интерьер. Одну гробницу, однако, придется физически передвинуть по крайней мере на десять футов в южную сторону. Занятно, что на ней имеется довольно грозная латинская надпись; жаль, что именно эту гробницу необходимо переместить. Она находится среди могил семейства Кеньон, старинного рода, давно пришедшего в упадок и в этих краях исчезнувшего. Надпись гласит: