На время работа была закончена; мы с пастором вошли в святой круг и стали ждать возвращения вампира.
Долго ждать нам не пришлось. Вскоре по церкви растекся запах холода и сырости; наши волосы встали дыбом, по телу поползли мурашки. И затем, неслышно ступая по каменным плитам, появилась та, кого мы ждали.
Я услышал, как священник зашептал молитву. Он весь дрожал, и я крепко сжал его руку.
Задолго до того, как мы смогли различить черты лица, мы увидели горящие глаза и алый чувственный рот. Графиня направилась прямо к могиле и вдруг остановилась, заметив цветы. Она обошла могилу кругом, ища проход — и тут увидела нас. Ее лицо исказила гримаса дьявольской ненависти и ярости, но быстро исчезла и сменилась еще более адской соблазнительной улыбкой. Она протянула к нам руки. Мы увидели вокруг ее рта кровавую пену; губы приоткрылись, обнажив сверкающие нетерпеливые клыки.
Она заговорила: волшебство ее тихого, нежного голоса постепенно очаровывало нас, особенно священника. Мне же хотелось выяснить, не подвергая опасности наши жизни, как велика власть вампира.
Ее голос навевал сонливость. Я противостоял этому без особых затруднений, но пастор словно впал в некий транс. Мало того: его влекло к графине, несмотря на все его попытки сопротивляться.
— Иди ко мне! — твердила она. — Приди! Я подарю тебе сон и покой… сон и покой… сон и покой.
Она подошла чуть ближе, но не слишком близко — я видел, что святой круг, как железная рука, удерживал ее на расстоянии.
Мой завороженный спутник утратил последние остатки воли. Он попытался шагнуть вперед и выйти из круга, а когда я остановил его, зашептал:
— Пустите меня, Гарри! Я должен идти! Она зовет меня! Я должен! Должен! О, помогите мне! Помогите! — И он начал бороться со мной, силясь вырваться.
Времени на размышления не оставалось.
— Грант! — громким и твердым голосом вскричал я. — Ради всего святого, возьмите себя в руки, будьте мужчиной!
Он задрожал с головы до пят и выдохнул:
— Где я?
Затем он вспомнил и на мгновение конвульсивно ухватился за меня.
При виде этого улыбающееся лицо перед нами вновь превратилось в маску дьявольской ненависти. Испустив тут же оборвавшийся вопль, графиня отшатнулась.
— Прочь! — закричал я. — Возвращайся в свою нечестивую могилу! Ты больше не будешь досаждать нашему несчастному миру! Твой конец близок!
Ужас отразился на ее прекрасном лице (а оно и впрямь оставалось прекрасным, хоть и было искажено от страха); она стала отступать назад, все дальше назад и, содрогаясь, переступила круг из цветов. И наконец, издав тихий жалостный крик, она словно растаяла и исчезла в могиле.
Первые лучи утреннего солнца тотчас осветили мир. Я знал теперь, что опасность миновала.