— Я, пожалуй, домой, — пытаюсь подняться, но тут же крепкий захват сдавливает мне лодыжку. Непроизвольно спотыкаясь, падаю на вовремя подставленные ладони. — Лева, дурак. Фигли творишь?! — Но мужик не отвечает, как и не отпускает. Дергаю ногой, в надежде, что сейчас посмеемся, и я смоюсь. — Что за шутки?
— А кто говорит про шутки? Шутки кончились. — И, словно противореча себе, заливается хохотом. — Нахуй эту рыбалку! — Мужик в один момент подминает меня под себя. Нависая, вдавливает в мокрую траву, дыша в лицо алкогольным смрадом. — Тебе же так интересно узнать, что такое секс. — Совершенно однозначное движение бедрами дает мне почувствовать его стояк. — Хочешь, покажу, как это делается? — Лев смеется, а мне ни хрена не смешно, мне пиздец как страшно. — И ты сразу станешь взрослым…
Я еще не взрослый, но уже не ребенок. Понимаю, о чем говорит этот пьяный быдлан.
— Такой ладненький, и задница у тебя загляденье, — рычит мой взрослый приятель, и жадные руки сжимают, тискают пах, причиняя боль. — Сколько раз я представлял, как натягиваю тебя на свой…
Меня окатывает кипятком. Тело бьет мелкой нервной дрожью, которую я никак не могу остановить. Задыхаюсь под тяжестью его тела, хватая воздух, как рыба, выброшенная на берег.
— Мамочки… А-а-а… — Не думая, как молодой горный козел вскидываю ногу, брыкаюсь и попадаю в цель. Бубенцы Льва разве что не звенят, зато взвывает их обладатель.
— Сучоныш, порву! — хрипит насильник, и то ли мне кажется, то ли и в самом деле его глаза наливаются кровью.
Я не жду, когда приведут в исполнение угрозу. Пользуясь моментом, ужом выскальзываю из-под мужика и одним резким скачком поднимаюсь. Неотрывно смотрю ему в глаза, даже моргнуть страшно, в голове пульсом одна мысль: «Бежать! Бежать! Бежать!».
В следующий миг, разрывая зрительный контакт, разворачиваюсь и срываюсь с места. Отчаянный, на одном дыхании бег, когда не видишь преград перед собой, когда не разбираешь дороги, когда дикий животный страх гонит тебя вперед и вперед.
Ветки кустов хлещут по лицу, с головы срывают бейсболку. Трава, словно заодно с хищником, путает ноги. Спотыкаюсь и больно бьюсь уже разодранным коленом. Сердце готово разорваться, до того бешено стучит в груди, что я буквально слышу его грохот.
За мной гонится Лев, шумно дышит в спину. Упреждающий рык «Поймаю — хуже будет!» только подстегивает. Я слышу хруст веток, его грузные шаги. Хищник все ближе, преследует, не отстает. Чувствую его взгляд у себя меж лопаток, и паника звенит в каждой клеточке тела.
Отчаяние захлестывает душу. В боку нестерпимо колет, задыхаюсь, ноги становятся ватными. Ничего не вижу перед собой, руками пытаюсь защитить себя от сучьев, и внезапно срываюсь вниз. Кувыркаясь, скатываюсь по скользким краям оврага на мокрое дно. Вспахиваю щекой, носом, подбородком землю. Вскакиваю и снова бегу, не разбирая куда, лишь бы подальше от него, и налетаю на отвесную стену.
ТУПИК! Я стою перед размытым водой крутым склоном. В ушах прибоем шум моей крови. Какие-то нечленораздельные всхлипы вырываются вместе с загнанным дыханием. Верчу головой вправо-влево, пытаясь найти выход, но все плывет перед глазами. Словно загнанный зверь цепляюсь за выступы и оголенные корни содранными, забитыми грязью ногтями, и не могу вскарабкаться. Снова и снова сползаю по глине вниз.
Мне нужно обернуться — стоять к опасности спиной страшнее во сто крат, — но именно он, страх, вымораживает, сковывает, не давая шелохнуться. Тошнота в горле горечью. Мертвенный холод накатывает с чувством обреченности. Просто чувствую, как он приближается, как кладет руки на дрожащие плечи, как поворачивает к себе лицом.
— Помо… Помо… Помогите… — мне кажется, я ору, но это даже не шепот. Зажмуриваю глаза, видя летящий в лицо кулак. Тьма.
Боль. Бешеный похотливый взгляд разъяренного быдла, что рвет на мне одежду, навсегда въедается в память. Слезы отчаянья оставляют на грязных щеках светлые полосы. Нет… Я не верю… Этого не может быть со мной… Тьма.