— Так я… это… живу тут, — замялся Пол. — В конце улицы дом. Пожар увидел, подумал — вдруг помощь нужна. Прибежал. А тут такое!
Эллингтон согласно кивнул. Он, конечно, не знал, где живет его подчинённый — такие мелочи его не интересовали, но точно знал, что поступил бы точно так же… Конелли раздражал своей правильностью и усердием.
— Пол? — дождавшись, пока Конелли подойдёт ближе, Оливер одобрительно кивнул. — Вызови наших, пусть картину заберут на экспертизу, проверят на отпечатки. Сама по себе она здесь появиться не могла, а во время возгорания её здесь однозначно не было. Очень возможно, что тот, кто её повесил после пожара, и сам пожар устроил. Жильцов вызови, показания снимать будем. И еще, Конелли, мальчишке одежду найди какую-нибудь, раз живёшь рядом.
— Какому мальчишке? — удивился Пол.
— На улице, с родителями. Те, у которых их четверо. Пацан в трусах мёрзнет, небось.
— Сэр? Тут жили семья Робертсон, у них трое детей… — пробормотал Конелли неуверенно.
— Может, и не их, — вздохнул инспектор. — Тогда сначала одень его, потом разберись чей…
Домой возвращаться Эллингтон не стал: часы показывали половину шестого, и смысла ехать через полгорода и делать крюк в добрые пятнадцать миль не было. В офисе было ещё пусто и темно. Именно так, как Эллингтону нравилось больше всего. Закинув плащ привычным движением руки на гардеробную вешалку, Оливер уселся в кресло, откинулся на спинку, закинул ноги на стол и закрыл глаза.
Что-то в происшедшем сегодняшней ночью ему не нравилось. Эллингтон считал себя опытным и внимательным инспектором, способным с первого взгляда усмотреть и мотив, и предположительный ход происшествия. Но не в этот раз.
Если картина была во время пожара в доме, то почему не пострадала? А если её не было, то кто повесил её позже? Конелли прибыл на место пожара ещё до того, как его потушили, а значит, наблюдал в непосредственной близи, что происходило. Но Пол был уверен, что на пепелище он вошёл первый, да и на обгорелом дощатом полу не было видно никаких других следов, кроме как от ботинок подчинённого, — на это Оливер обратил внимание. Даже если Конелли и доставал своей правильностью, то в его внимательности и ответственности Оливер не сомневался.
В мистику инспектор не верил ввиду врождённого скептицизма. И потому решил, что отправит картину на экспертизу в лабораторию для проверки на наличие отпечатков пальцев, запросит отчёт пожарной службы о возможности поджога и забудет о случившемся, как о страшном сне. В том, что существовало логичное объяснение, он даже не сомневался.
Лишь два часа спустя офис заполнился голосами: здесь всегда было шумно, но Оливер, как главный инспектор, пользовался возможностью закрывать стеклянную дверь в свой не менее стеклянный кабинет. Это было удобно: видеть всё вокруг он мог прекрасно, а вот слушать было не обязательно. К десяти часам в этом самом стеклянном «бункере» появился Конелли. С рамкой от картины.
— Картину в лаборатории трогать не стали, — сообщил он с порога. — Упаковали в полиэтилен и отправили в бюро криминалистики. Там какой-то их местный эксперт посмотрит, что за картина. А рамку вот, — Пол неаккуратно стукнул углом деревянного прямоугольника о стол начальника, — проверили на наличие отпечатков и сажи. Сажа есть, картина, судя по количеству аморфного углерода на дереве, всё время находилась в доме. А вот отпечатков на ней нет.
— Вообще никаких? — Оливер оторвался от бумаги, которую Пол положил перед ним полминуты назад, и удивлённо уставился на сержанта.
— Вообще никаких, — уверил тот. — Даже отпечатков хозяйских пальцев нет. Похоже, у миссис Робертсон основательное обсессивно-компульсивное расстройство.
Эллингтон усмехнулся, окинул взглядом свой до безобразия аккуратно прибранный стол: ровно стоящие в стакане карандаши, словно по линейке сложенные в стопку папки, и даже скрепки на магнитной подставке были рассортированы по цвету. Конечно же, Конелли заметил взгляд шефа и уже было открыл рот, чтобы сказать что-то, но его перебили: дверь резко распахнулась.
— Шеф, двойное убийство. И с запиской. Ребята уже выехали.
— Прекрасно! — съязвил Эллингтон, поднимаясь на ноги. — День только начался, а маньяки уже дают о себе знать. Конелли?