- Мукуро, – голос у тёмного отнюдь не дружелюбный, однако, юноша лишь улыбается в ответ. Нажаловался-таки глупый кусок ткани, – ты что, протёр окно Лордом?!
- Откуда я знал, что он Лорд? Мне твои призрачные дружки не спешат представляться.
- Мукуро, почему из трёх десятков душ, ты ухватил именно его? Почему ты вообще протирал окошко тьмой?! – подросток взвинчивается, а глаза негодующе наливаются оранжевым цветом, цветом его магии, но светлый лишь закатывает разноцветные очи и указывает на окно.
- Зато смотри как чисто! – оно, действительно, на удивление идеально прозрачно, но душа всё жалобно поскуливает, ероша волосы на затылке и заползая под край рубашки, – тебе надо запатентовать куски своего плаща, как лучшее чистящее средство. Деньги лопатой будем грести!
Тсунаёши обречённо хлопает себя рукой по лицу, удручённо качая головой.
- Порой, судьба любит очень глупо шутить. Из тебя бы вышел потрясающий чёрный маг: эгоистичный, жадный, хитрый, бесцеремонный, гадливый и, в довесок, ещё много мелких отрицательных качеств и плохих привычек.
Тёмный лжёт, и светлый прекрасно это понимает. При всём желании Мукуро никогда не погрязть в липкой черноте настолько, насколько это сделал его друг. Светлые лечат душу, изгоняют из неё тьму, а у шатена души просто не было. Были многочисленные мелкие осколки, пыль толчёного стекла вперемешку с грязью и сажей и зияющая бездна в груди вместо сердца. Молодой человек редко смотрел в эту самую бездну, рассыпая вокруг себя частички синей магии, отчасти, потому что она пугала тем самым первобытным чувством страха перед неизведанным и запретным, отчасти о того, что всасывала душу любого существа, находящегося рядом. Единственным исключением был Емицу. На паука не действовала магия чернокнижника.
Иногда в дыре можно было разглядеть кровавое зарево пожара и тёмную багровую субстанцию, заполнявшую её до обугленных краёв, стекающую стылыми каплями по молочной коже. В такие моменты Мукуро отворачивался, не в силах больше глядеть и едва сдерживал рвотные позывы – в воздухе потом ещё долго витал сладковатый запах смерти и отравляющего железа.
Иногда светлый задумывался, скольких погубил на самом деле его друг. Тсунаёши редко рассказывал о жертвах, сожалея об их смертях, но маг подозревал, что это всего лишь малая часть. Он не знал, насколько на самом деле ничтожны были эти рассказы.
- Мне очень лестно, что ты так считаешь, – почти мурчит светлый, обустраивая себе спальное место в уголке за давно истлевшей ширмой. Деревянный остов кровати с металлическими тугими пружинами – дорогое удовольствие в столь отдалённой хибаре – скрипит под весом подростка, а над изголовьем находится резное окно. Всё, как и любит маг.
- Мукуро, ты ужасен, – подводит черту шатен и тянется к кусочку мела среди вещей друга.
- Ужасно неудобно, конечно, – юноша ворочается на голых пружинах, стараясь найти положение получше, пока тёмный вычерчивает меловые круги и хитроумные знаки вокруг его постели, – но всё лучше, чем спать на поросших склизким мхом камнях.
- Не смей больше трогать Лордов в моём плаще, – предупреждает подросток, вырисовывая последнюю загогулину у круга, – они могут жестоко отомстить за такое обращение. Тебе невероятно повезло, что попался самый благосклонный и незлопамятный.
Мукуро сонно кивает, сворачиваясь клубком на пружинах, и трёт уставшие глаза. Эта ночь для него самая изматывающая за последние пару месяцев. А до этого бывало и похуже. Последняя мысль юноши о том, что стоит спросить, сколько у Тсуны в плаще Лордов и как их отличить от обычных душ, развеялась под напором успокаивающего сна.
- Спокойной ночи, – шепчет шатен и целует друга в лоб, чувствуя, как жгут раскалённым железом кожу выведенные им же письмена.
Сам Тсунаёши достаёт из тьмы небольшой лист, испещрённый мелким почерком и присаживается за стол, зажигая магический огонёк и погружаясь с головой в изменение формулировки заклинания. У Мукуро скоро день рождения, и тёмный спешит закончить перефразировку заклинания трансформации во что-то более подходящее для светлого волшебства. Шатен нередко замечал, как восторженно оглядывает его друг чёрного льва, как любит гладить шелковистую гриву и рассматривать потрясающие оранжевые глаза, горящие огнями в ночи. Один из Лордов, скрывающихся во тьме, хмыкает на ухо подростку и перетекает по руке к перу на столе.
«Я думал над тем, как можно изменить заклинание», раздаётся в голове у тёмного его низкий голос, «и пришёл к выводу, что необходимо вот эту часть заменить на что-то светлое.» Перо, ведомое тьмой, описывает овал вокруг части текста заклинания. «Это кусок древнего проклятия, которое служители зла накладывали на себя, чтоб изменить сущность предмета.»
- Заменить проклятие на что-то светлое, – повторяет маг, слыша в голове недовольное ворчание. Подросток хоть и поспевал за мыслью гениального лорда, но в мелочи не вникал.
Тсунаёши кивает, и, обжигаясь, переворачивает страницы у книги Мукуро. Светлая магия разъедает кожу на кончиках пальцев, покалывает белыми иглами, разрывает тонкие чёрные нити ауры, но подросток упорно продолжает листать в поисках чего-нибудь полезного. Неожиданно сильный порыв ветра переворачивает страницы, останавливаясь на листе с призывом души-защитника. Часть текста на секунду вспыхивает оранжевым светом, а в голове у мага звучит очень недовольный голос сильнейшего лорда.