- Давай, ещё сильнее, – сдавленно шепчет маг, облизывая пересохшие губы, – ещё сильнее, и ты услышишь хруст костей. Тебе же не привыкать, Та-ке-ши, сколько костей ломалось в королевских дланях?
Тонкие ладони скользят по напрягшимся мышцам, неторопливо, оглаживая тёплую кожу под холодной шёлковой тканью. И выражение лица у проклятого сожжённого мага такое, словно он чувствует только опьяняющую эйфорию. Раздаётся неприятный, режущий слух хруст, и Тсунаёши недовольно морщится, прищуривая оранжевые глаза.
- Ты действительно это сделал. Похоже, ты не ценишь людские жизни куда больше, нежели я предполагал.
Короля прошибает холодный пот, и он отпускает дрожащие руки, смотря безумным загнанным взглядом на подростка – люди со сломанными шеями не разговаривают. Они вообще не двигаются, не потирают выпирающие позвонки, ловко вдавливая их на место, не морщат нос. Маг словно не замечает этого взгляда, продолжая ловко расстёгивать пуговицы, стаскивать с правителя одежду, закидывая на ширму, и непринуждённо болтать о чём-то своём, но брюнет его не слышит. Звонкий голос сливается с жуткой и пугающей мыслью – расплатой за уничтожение магии будет не только его разум, но и жизнь.
Тсунаёши лениво зевает, когда в грудь, туда, где бьётся сердце, вонзается острый клинок. Кровь медленно стекает багровыми, почти чёрными каплями, звонко ударяясь об пол.
- Двадцать шесть, – громко информирует короля подросток, ожидая, когда лезвие покинет его грудную клетку. Повелитель выдергивает меч резко, распарывая обнажённую светлую кожу на груди ещё сильней. Шатен размазывает густую кровь по коже, не глядя, чертя письмена, а сквозная рана под безразличным взглядом брюнета медленно затягивается.
Третий день, как ледяной король приобрёл личную шизофрению и ночной кошмар в одном лице. Третий день, как он пытается его убить. Тьма жадно слизывает призрачной плотью горячую вязкую кровь, чернея на несколько тонов. Светлая кожа перестаёт проглядывать сквозь неё, души возвращаются в привычный облик длинного чёрного плаща, в который шатен неловко кутается – ходить нагим по коридорам дворца, даже если его никто кроме самого короля и не видит, как-то не комильфо.
- Реборн, – обиженно хнычет подросток, и правитель внимательно прислушивается к плаксивым ноткам в голосе, – это уже не смешно. Я больше никогда не назову твой вкус ужасным, только верни, пожалуйста, хоть что-нибудь.
Тьма скользит к голове, настойчиво тянет за отросшие после казни волосы, и о чём-то шепчет на ухо магу. Тот неловко переступает, слыша отвратительно знакомый звон, и опускает взгляд на два тёмных блестящих браслета на ногах, позвякивающих при каждом движении.
– Ты дурак, Реборн! – со слезами в голосе вскрикивает подросток и плотнее кутается в обсидиановый плащ из мёртвых душ. Король жадно запоминает, что даже призрак мага может испытывать стыд и ощущение неловкости.
В окно залетает лёгкое пёрышко, приземляясь точнёхонько на кончик носа шатена. Тот быстро его смахивает и тут же чихает, потирая слезящиеся глаза.
- Двадцать семь, – говорит он и тут же поясняет, – у меня жуткая аллергия на куриц.
- Во владениях Белого короля активно используют чёрную магию. Иронично, не правда ли? – хмыкает Тсунаёши, устроившись на подлокотнике богатого кресла. Идет совет, в зале присутствует около четырёх десятков рыцарей, военачальников и просто людей, которые могут задать полезное направление. Король щурится на личную шизофрению, забывающую запахиваться в чёрный плащ.
- Вот только не говори, что не знал, – взмахивает руками шатен, но тут же спохватывается и собирает тьму складками на бёдрах. Вот уже четвёртый день, как он ведёт бессмысленные переговоры с Лордом, а тот лишь старательно игнорирует мага и запрещает другим исполнять просьбы тёмного вернуть хоть что-нибудь из одежды, кроме дурацких браслетов, звенящих при каждом движении, – Когда ты начал истреблять магов на границе с этим королевством, то люди не придумали ничего лучшего, чем сбежать под крыло Белого короля. Там ещё, между прочим, очень много волшебных созданий, настроенных против тебя.
- Как много? – спрашивает Его Величество, рассматривая карту перед собой. В зале стоит гул, и тихий вопрос попросту никто не слышит. Тсунаёши хмурится, загибает пальцы, мотает головой, снова загибает, а затем выносит неутешительный вердикт.
- Более десяти тысяч только на границе.
- Плохо, – задумчиво шепчет правитель, смотря куда-то в серое хмурое небо, проглядывающее в одном из окон.