Колдовской цветок (Фантастика Серебряного века. Том IX)
— Ну, так и руби свой хворост, голодай всю жизнь, — сказал солдат и пошел прочь.
— Погоди, — остановил мужик, — я согласен.
Обрадовался солдат, расцарапал ногтем мужику палец, три раза слизнул кровь, сплюнул в черный коробочек и спрятал его за пазуху.
— На, бери, — сказал и отдал мужику кошелек. — А ежели мало будет, приходи сюда. Видишь, вот камень. Ударь в него три раза левой пяткой, и получишь столько, сколько тебе потребуется…
Перевернулся после этого солдат вверх ногами и сгинул.
Зажил дровосек барином. Купил богатое имение, женился на красавице-барыне, завел большую дворню, разжирел, что боров.
Думали, гадали: откуда ему привалило такое богатство, не могли догадаться. А как пришло время дровосеку помирать, поднялся в горнице, где он лежал, такой шум и гам, что все из нее повысыпали, как горох. И пока не скончался, никто к нему не вошел, боялись.
Первым осмелился войти дьячок-пьяница, а за ним и другие. Глядят, нет в горнице никого, только лежит середь пола, в кровавом пятне, обглоданный палец.
Александр Рославлев
ЧЕРТОВА ТЕЛЕГА
(Народная сказка)
Тосковала вдова по муже — день и ночь плакала.
Под сороковой день такая навалилась на нее тягота, что взяла она веревки и пошла в клеть вешаться.
Ночь была месячная и тихая-тихая.
Уже накинула вдова на свою лебяжью шею петлю, вдруг слышит: телега тарахтит и как будто разговор чей знакомый доносит.
Прислушалась.
Подкатывает телега к воротам.
Скинула вдова с шеи петлю, стоит, дивится, — кто бы это?
Стучат в ворота.
Пошла отпереть…
Отворила калитку — да так и ахнула.
Стоит ее муж, а с ним еще человек шесть.
Сидят они в телеге — молодец к молодцу и одеты все чисто.
Смотрит баба, — глазам не верит.
— Что ж так встречаешь? — говорит муж. — Аль уж забыла?
— Да, голубь мой, да, касатик… Откуда ж ты?!
— А ты думала, я помер?!
— Кого ж я хоронила-то?
— Ловкое дело вышло. Хоронила ты борзого кобеля, а я жив и здоров покамест. Садись — поедем…
— Куда ж, родимый?
— Садись, говорю — узнаешь. Это мои сотоварищи.
Села баба на телегу.
Стегнул муж лошадь изо всей мочи. Покатила телега — подняла пыль.
Сидят, молчать молодцы — словно немые.
Выехала за деревню телега.
Догадывается баба, куда ее везут.
Смеется муж.
— На новый двор, — говорит муж, — в новую избу.
— Ой, чтой ты мне страшен!
— За мертвого почитаешь — потому и страшен…
Едут к реке — знает баба, что место глубокое и обрыв.
— Вывалимся! — говорит.
— Ничего…
Перелетела телега через реку, — словно птица.
Взял бабу такой страх, — что сидит она, дрожит, зуб на зуб не попадает.
Глядит — лес — дороги нет!
Катит телега прямо на сосны. Расступаются сосны — дают дорогу.
— Ох, боюсь! — жалуется баба.
— Сиди, сиди! — говорит муж, — скоро приедем!
Видит баба, стоит в лесу церковка.
— Не ладно, вы, ребята, правите, — нахмурился муж. — Берите левей.
Захрапела лошадь — посыпались у нее из ноздрей искры.
— Берите левей! — говорю.
Заметалась баба.
— Сиди, говорю, — смирно! — кричит на нее муж.
А та, как поравнялись с церковкой, — возьми да и перекрестись.
Затрясла телега — подскочила. — Вытряхнуло бабу в колючий куст.
— Ах, проклятые, — немного не доехали, — послышалось из телеги.
И увидела баба, что сидят в телеге семь чертей — и самый набольший тот, что обернулся ее мужем.