С Америкой все оказалось в порядке, на виртуальной карте ирландца сохранилась почти вся её территория. Революции не случилось, британской колонии свобода была подарена короной. Корабли продолжали уходить в море, но колонизаторская политика не дошла до масштабных войн и геноцидов.
— Это утопия, — шумно сглатывая, произнёс Брагинский.
— Кто вы? — наконец-то задал свой вопрос Виктор, словно сбросив с себя марево, заставлявшее его не обращать внимания ни на что, кроме проекта. Он даже почти забыл свое имя, начав отождествлять себя с одной из миллиарда стрелочек на схеме… — Кто вы? Почему вас так волнуют территориальные границы стран?
Ему ничего не рассказали, просто повернулись и смерили взглядом, от которого тело превратилось в мраморную статую. Такую же бледную, неподвижную и безмолвную.
— Глупый человек, — практически распихав всех собравшихся, вперед вышел англичанин, Артур, кажется. — Вот зачем задавать такие глупые вопросы.? Ты ведь и сам понимаешь, что ответ на них не получишь.
— Я… Я… — все слова с возражениями, вопросами и доводами застревали в горле, сдерживаемые не страхом, а чем-то иррациональным и куда более сильным. Но Виктор через пару рваных вздохов сломал этот барьер. — Кто вы такие?
— Как я и думал, упертый русский, — поджав нижнюю губу, практически прошипел Керкленд, похлопывая себя в районе карманов на халате. — Значит, оставить тебя и дальше развлекать нас нельзя, а жаль, хорошее прикрытие было.
Достав из кармана детскую, с глупой желтой звездочкой волшебную палочку, никак не вязавшуюся с образом серьезного ученого, которого уже несколько лет играл Артур, он медленно подошёл к Виктору.
— Что? Зачем? Это же бред, магии нет!
— Забудь, — яркие искры и усмешка, достойная бандита из прошлого, впечатываются в память, стирая из нее всё остальное. Через несколько лет Виктор Иванов очнётся от продолжительной комы в больнице Владивостока и обнаружит, что ему уже сорок, игра «Историко» перестала быть популярной и он не помнит более половины жизни.
Может, всё и спустилось бы в итоге на тормозах, как обычно происходило со всеми игрушками воплощений, и было бы забыто, если бы не одно но. Альфред Джонс, Америка, был директором Лаборатории и после столетия, наполненного комиксами про спасение мира его гражданами, не мог не поиграть в вершителя судеб. Россия же не мог оставить Америку одного с игрушкой, что опаснее любого ядерного пистолета… А Англия просто не мог оставить мысли о былом величии и Россию с Америкой в одном замкнутом помещении.
— Господа, давайте не будем драться, — впервые без ложного пафоса провозгласил Альфред. — Мы переживаем исторический момент, которым вы обязаны мне, Герою!
Иван усмехнулся, прикрыв глаза и сдерживая в себе желание убить Америку и после сходить на сеанс психотерапии к Англии, желательно, с последующим стиранием памяти о проекте «Немыслимое». Останавливало лишь знание о характере Артура, его длинной памяти и ностальгии… с него бы сталось под шумок сделать Россию британской колонией.
Схему изменения истории, разработанную Ирландией, долго проверяли, и уже не сами страны. На специальных машинах, в Токио, Гарварде и Тель-Авиве проверяли точность подсчетов, и каждый раз получали один и тот же результат. Если бы французская армия с Жанной Д’Арк во главе не взяла под свой контроль Орлеан, мир жил бы совершенно спокойно, даже с учетом наличия в нем таких разнообразных личностей, как страны. Из войн в период от точки влияния до современности, машины с трудом нашли лишь войну, нет, небольшую потасовку между Германией и Англией за колонию в Тихом океане, которая по количествам жертв не сравнится ни с одной мировой войной.
Если перед человеком открыть дверь, он обязательно в неё зайдет, а если не зайдет, то заглянет обязательно. Это практически рефлекс. И как только данные о проекте ушли дальше небольших групп ученых и попали в руки правительства, был дан приказ, которого ослушаться воплощения не могли. Вцепившись в шанс всё исправить, правительства, словно обезумев, потребовали хоть раз послужить людям и создать утопию…
Первым сломался Израиль, он мог спокойно вместе со всеми играть в вершителя истории, но изменить всё… не мог. Всё происходящее ему напоминало недалёкое прошлое.