«Грабитель! — с досадой подумал Зеленовский, — увидел, что машинка дорогая, вот и решил за счет хозяина поживиться. И куда эта страна катится? Если даже в телецентре на гоп-стоп нарваться можно…»
А вслух произнес — как можно спокойнее и вежливее:
— Наличности у меня с собой нет… не ношу. Так что, — последние два слова Зеленовский как мог, растянул, давая время злоумышленнику самому решить, что следовало из этого «так что».
— При чем тут наличность? — с горькой усмешкой отозвался голос за спиной, — не, деньжата… они, конечно же, лишними никогда не будут, факт. Да только я в такой заднице, что несколько купюр из бумажника, один хрен, погоды не сделают. Тут, наверное… даже это авто продать — не сильно поможет.
— Тогда что же? — не понимая и потому вполне искренне, поинтересовался Зеленовский.
— Да поговорить с тобой надо… ладно, с ва-а-ами, — не без сарказма проговорил человек на заднем сиденье, — надо же, ничего не могу с собой поделать. К такому солидному, понимаешь, господину и на «ты» обращаться… не могу, правда-правда.
На последней фразе он еще захихикал — как-то нервно и абсолютно не весело.
«Так к психологу бы обратился, — подмывало ответить Зеленовского, — а лучше — к психиатру». Но он не дал этим словам сорваться с языка. Понимая, что не всегда… далеко не всегда стоит говорить, то, что думаешь. И особенно человеку с металлическим предметом в руках. А коль человек этот еще и явно не в себе, беседу с ним тем более следовало вести предельно осторожно.
Потому вслух Зеленовский ответил… на вопрос вопросом — причем совершенно невинным:
— А… извините, мы знакомы?
— Типа того, — отозвался человек на заднем сиденье, — уж во всяком случае, я вас знаю. А вы… вам это, наверное, необязательно.
— Так вы, должно быть, смотрели мои обзоры! — сообразил Зеленовский с некоторым воодушевлением.
— А то! — подтвердил собеседник, но в голосе его при этом не промелькнуло ни тени радости или дружелюбия, — смотрел-смотрел. Например, когда вы с экрана заливали, что экономика страны на подъеме, кризис ей не грозит, а вот Америка вот-вот накроется медным тазом. Говорили, а?
— Не исключено, — проговорил Леонид Зеленовский, стараясь, чтобы голос звучал как можно ровнее, без предательской дрожи.
— Вот! — почти вскричал человек за его спиной, — Америка, правда, не накрылась, ну да хрен с ней — меня больше другое печалит. Почему, скажи…те на милость, я потерял работу? Представьте, выперли по сокращению. А почему? Какое может быть сокращение, если экономика на подъеме, и кризис, как вы заливали, не грозит? Не знаете? Ну, тогда еще вопросик, вдогонку. До того, как работу потерять, я вложился в акции одной финансовой компании. По вашей подсказке, не хухры-мухры… вы ее в своей передаче расхваливали. И что? Не давеча как на прошлой неделе те акции обвалились!
О какой именно компании шла речь, Зеленовский не помнил, как не помнит заядлый бабник каждую из своих пассий. Но в душе вынужден был признать: на незаслуженные похвалы в своих обзорах он бывал весьма щедр. При условии ответной щедрости самого объекта похвалы, само собой.
Причем бывало, что похвала, будучи изначально ложной, могла если не сделаться правдой, то хотя бы к правде приблизиться. Если люди верили и покупали ценные бумаги хвалимой компании — в этом случае дела последней и впрямь шли на лад. Но временами этот нехитрый прием не срабатывал, обман оставался не более чем обманом. Как, примеру, в случае с этим бедолагой, упиравшем теперь в спину Зеленовскому холодную твердость металла.
И очень не хотелось на собственной шкуре отведать, что именно этот обманутый вкладчик мог с ним, Леонидом Зеленовским при помощи своего металлического предмета сотворить в отместку. Позарез нужно было решить дело миром. Призвав в помощь свое главное… да что там, чуть ли не единственное оружие. Нет, не мозг, но язык.
— Искренне сочувствую, — осторожно начал Зеленовский, — но все-таки вынужден возразить. То, что произошло с вами — скорее, частность. Если же говорить об общей тенденции…