Они тащат за собой смерть. Затылком Луи чувствует всю мерзость, тянущуюся за ними гниющим шлейфом. Разложение и голод, две несовместимые по своей природе вещи сплелись вместе в этих существах. И хочется оказаться дальше от этой отвратительной насмешки над жизнью, вернуться в реальность, где всё было просто. А лес будто вторит его мыслям, шумит из-за путающегося в ветках ветра, такой обычный и заурядный.
Стволы расступаются в стороны, когда руки и щёки исцарапаны, а воздух вновь жжёт сильнее кипятка.
— Вот они! — кричит Луи, завидев одетых в камуфляж людей. — Приготовьтесь!
Первые мгновения знакомый им парень с бородой удивлённо выдыхает и его губы расплываются в широкой улыбке: меж тёмных жёстких волос видны желтоватые зубы. Но уже в следующую его глаза в ужасе расширяются. Он вскидывает ствол автомата и целится.
Военные решают, что это как раз тот случай, когда лучше сначала стрелять, а потом задавать вопросы. Рёв автомата, отрывистые выстрелы пистолета и одиночные — винтовки: заражённых настигает стальной ливень. Пули врезаются в тело с влажным звуком, с хрустом, если на пути оказывается кость. Рык сплетается с человеческим визгом, и Луи изо всех сил старается не зажмуриваться. Сердце Гарри стучит у него во влажных от пота ладонях, его страх льётся по венам ртутью.
— Не останавливайтесь! — подгоняет Лиам.
Строй разбивается, когда их мёртвый шлейф отрывается: инфицированные останавливаются, увлечённые новой целью. Военные хоть и реагируют быстро, но бежать не думают — они расчитывают на огневую мощь. Луи бы не хотел оказаться среди них, в этом хаосе мельтещащих тел, когда каждая тень готова вцепиться в глотку и разодрать, когда непонятно где враг, а где свой.
Гарри хватает его за рукав, и Луи на бегу оборачивается, берёт его за руку, тащит за собой. Элизабет показывает в сторону, и они, не останавливаясь, меняют направление. Всем хочется оказаться как можно дальше от угрозы, но их цель — машина, брошенная среди домов у реки.
Луи рад, что девушки не теряют хладнокровия, не бьются в истерике в этой дикой, смертельно опасной ситуации, и только лёгкая вибрация боли, что исходит волнами от Гарри напрягает его.
— Нога? — спрашивает он, замедляясь. Гарри кивает, и теперь видно, как он прихрамывает.
— Думаю, мы можем больше так не нестись, — говорит Лиам, упираясь руками в колени.
Каждый из них едва дышит, но Луи находит в себе силы, он тут же усаживает Гарри на какой-то низкий пень, велит ему вытянуть ногу. После выстрелов, звучащих прямо над их головами, этих сумасшедших предсмертных криков людей тишина вокруг звенит: тонкий писк на границе сознания, который не проходит, если заткнуть уши ладонями. Он внутри головы.
Тишина, наступившая на смену выстрелам, кажется гулкой, необъятной, точно какое-то самостоятельное измерение. Никто из ребят не произносит ни слова. Им не хочется сердить эту тишину, не хочется будить спящего бесформенного зверя. Лучше вообще не шуметь.
Пусть спит.
〄〄〄
Ночь наступает незаметно: начинается с лёгких сумерек, но под сенью деревьев и так отсутствует солнечный свет. Потом красное марево заката растягивается длинной полосой по небу, но очень скоро его насыщенный цвет растворяется в бесконечном пространстве небосвода и вовсе сходит на нет. Уже тогда приходит темнота.
Всё это время они бредут через лес, усталые и напуганные. Луи полагается на знания Элизабет, верит, что девушка, родившаяся в этих краях, всё-таки выведет их к автомобилю. Гарри чувствует его уверенность, она как крепкая трость — поддерживает и помогает делать каждый новый шаг.
Эхо больше не приносит звук выстрелов — военные остались далеко позади, занятые спасением собственных шкур. Или уже мертвы. Гарри не хочет об этом думать. Не может. Он испытывает настоящую ненависть, чёрную и ядовитую, когда понимает, что Мэтт мог выжить и спасти других своими знаниями в области медицины, но по воле глупых, невежественных людей погиб. Вместе с ним, кажется, погибла вера Гарри в людей.
Кожа Саманты холодная и влажная, когда Гарри берёт её ладонь в свою руку и сжимает. Девушка не поднимает глаз от земли, и он может только догадываться о чём она думает. Руку всё же не отдёргивает.
Саманта не его родственная душа, но тут не нужно иметь связи чувств, чтобы понять эту боль. Поэтому Гарри подстраивается и в молчании, без лишних вопросов и сочувствия, идёт с ней в ногу.