— Доброе утро, баронесса. Как спалось? Призраки убиенных мною дев вас не тревожили?
Адель не нашла ничего лучше, чем спросить:
— Вы серьезно?
Если это и была шутка, то, в свете Аделаидиного сна — крайне неудачная.
— В комнате, где вы спали, ничем не закрыто окно. Я об этом не подумал. Больше такого не повторится.
— Эта комната отныне будет моей спальней? — зло спросила Адель.
— Нет. Нет, конечно, я не успел... Ваши покои уже готовят. Это было единственное подходящее помещение... Вам ведь не хотелось бы спать там, где уже... хм... умерла женщина?
— Нет, конечно.
— Да, и напишите список вещей, которые вам необходимы. У вас небольшой багаж... Я съезжу в город. Вы, надеюсь, обучены грамоте?
— Вы хотите меня обидеть?
— Вот и хорошо... — сегодня он выглядел непривычно рассеянным, даже каким-то больным. Аделаиде захотелось подойти к нему, взъерошить нерасчесанную черную гриву, чмокнуть в щеку, но она не осмелилась и за это на барона обиделась.
— Здесь вообще кормят? — мрачно осведомилась.
— Ах, да... Я сейчас распоряжусь... Я привык завтракать рано. Вы проспали... Я приказал слугам вас не беспокоить...
***
Это было почти невозможно, но кухарке барона это удалось. Она готовила хуже, чем Адель. Хлеб оказался невыпечен, от супа отчетливо несло гарью, холодная зайчатина по вкусу напоминала подошву башмака.
— У вас тут всегда так плохо кормят?
— Я привык к простой еде, но я прикажу кухарке принимать к сведению ваши пожелания.
— А это надо приказывать? То есть, я хочу сказать, прислуга без ваших приказов не заподозрит, что жену господина надо слушаться?
Впервые за все утро он улыбнулся:
— Ну какая из вас госпожа? Это невнятное платье и смешная косичка... Пастушка!
— А что ж вы на такой женились?! — вспыхнула Адель. — Что, ни одной знатной барышне вы не приглянулись? Что, среди аристократии по-прежнему в моде галантные кавалеры, а не свиньи, э?
— С пастушками проще. Знатные дамы, они, знаете ли, капризны. А пастушке много ли надобно? Поулыбался ей немножко, титулом под носом помахал и она уже хоть на край света за тобой готова, хоть венчаться вопреки родительской воле...
— Вы же сами... вы угрожали моей семье... — пробормотала Адель. Ощущение было такое, будто пощечину влепили.