— Муж помер давно... Подлец был... Сын тут, со мной... На дворе работает... Господин добр...
— А прежняя жена барона... Какой она была?
Лицо кухарки оживилось, по губам скользнула усмешка, но она ничего не ответила, лишь принялась еще пуще натирать и без того блестевший бок кастрюли.
— Почему ты молчишь?
Женщина с грохотом уронила кастрюлю.
— Эй, не притворяйся! Ты разве боишься со мной говорить?
Кухарка подняла голову. На ее лице — на редкость некрасивом, длинном, с огромной челюстью, большим носом и маленькими глазками — зажглась какая-то загадочно-отвратительная улыбка.
— Такая молодая... Красива была... Хе-хе... — делая ударение на слове «была».
Эта женщина походила на умственно-отсталую и в то же время производила впечатление какой-то лисьей хитрости. Аделаида начала бояться отравиться.
— Да. Да. Померли. Ничего. Все бывает.
Тут на кухню присеменила старуха Тереза с привязанной к поясу звенящей связкой ключей, накричала на кухарку, чтоб не лясы точила тут, а шла работать и, сморщившись, скрипуче начала вычитывать Аделаиде, что госпоже не подобает есть на кухне и общаться со слугами.
— Ты кто такая, чтобы указывать баронессе, твоей хозяйке?
— Я домоправительница, госпожа, — печеным яблоком сморщив маленькое личико. — Господин велел мне присматривать за вами...
— Ух ты! Прислуге присматривать за хозяйкой! И зачем же? — не выдержала Аделаида.
Старуха промолчала.
— Ключи.
— Что?
— Госпожа желает осмотреть замок. Дай ключи.
— Этого просите у господина барона, — ухмыльнулась старуха с откровенным злорадством.
Аделаида молча прошла мимо домоправительницы к выходу. Пару часов назад ее это все встревожило бы, задело, быть может, даже до слез...
Но сейчас она едва видела; едва слышала; даже с трудом бы вспомнила, чем только что завтракала. Птица-вдохновение билась в ее груди нежным щекотным комочком, расправляла пока неумелые крылья, рвалась лететь...
По рассеянности Адель, вообще-то собиравшаяся выйти во двор, опять забрела куда-то не туда, толкнула незнакомую полуоткрытую дверь...
***