— Доброе утро, баронесса!
Не сдержавшись, зевнул, потянулся от души, так, что едва не столкнул Адель с кровати. В полумраке его почти неприкрытое легкой простыней тело казалось серым, созданным из какого-то диковинного, гибкого металла. Резкое, рельефное серое на белом в темноте. Тяжелые красноватые веки уставших глаз. Борода, как маска, прячет выражение лица. Чернота глаз, но не зловещая. Теплая, затаившая свет чернота, отражающая Аделаидино лицо.
Смотрел внимательно, но не коснулся, не поцеловал. Поднялся, начал одеваться, равнодушный под Аделаидиным любопытным взглядом.
— Вы можете еще поспать, если хотите. Я пришлю к вам горничную.
И ушел.
После того, как дверь за ним закрылась, Адель торопливо соскользнула с кровати, бросилась одеваться. Не хотелось встречаться со служанкой в таком виде, в его спальне... Может, и не постыдное, но слишком... личное. Впрочем, обстановка комнаты все выдаст и без нее. Стянула закровавленную простыню, сложила аккуратно, заправила кровать и побежала к себе, в маленькое тихое убежище под крышей.
За окном пылал уже полдень во всей своей летней силе. В лучах солнца пыль в привычно неприбранной Аделиной комнате казалась вихрем блесток. Адель переоделась в свежее белье, новое платье. Она взяла из дома совсем мало вещей, вся одежда в дороге измялась, необходимо привести ее в порядок, и, может быть, сшить что-то новое, хотя бы из белья... Разобрать наконец-то дорожный сундук...
Нужно обустраивать новый дом. Дом, о котором ты ничего не знаешь, в котором все зависит не от тебя...
Наконец Адель все-таки позвала Марту, приказала готовить ванну. Купальня показалась неуютной, тесной — Адель не сразу сообразила, что куда-то исчезло зеркало. Собственное тело ощущалось незнакомым, болезненно чутким — к слишком горячей воде, к прикосновению ткани, к чужим взглядам... Каждый его поцелуй продолжал клеймом пылать на коже. После случившегося она чувствовала себя слабой. Эта странная, томная, почти радостная слабость зависимости, желание снова быть подчиненной его воле, его рукам... дьявольское наваждение. Надо избавляться.
Попыталась думать о чем-то еще. Теперь Аделаида смотрела на замок другими глазами. Все-таки дом. Хорошая жена обязана сделать его уютным и красивым. Воображение художника пока лениво трепыхалось, не спеша набрасываться на непривычный холст, но совсем скоро оно развернется в полную силу... если позволят, конечно.
Аделаида слишком не привыкла к несвободе. Дома каждый каприз ее считался законом, родители давно уже советовались на равных, принимая важные решения. Там ей и в голову не пришло бы спрашивать разрешения прогуляться, зайти в гости к соседям или что-нибудь купить...
Пришла на кухню с твердым намерением проинспектировать содержимое кладовки, дать кухарке ценные указания, а то, быть может, и самой приготовить что-нибудь изысканное — довольно быть гостьей в собственном доме! Пиррет прибежала из зала с грязной посудой, глянула угрюмо, удивленно.
Барон сидел за столом. Он не соизволил дождаться жену на поздний завтрак. И он был пьян.