— Отсюда вы точно никуда не денетесь. Пиррет принесет вам завтрак, — сказал барон, замыкая дверь.
Прошло несколько часов, желудок злобно бурчал, а завтрак так и оставался обещанием. Впрочем, еда волновала Адель сейчас менее всего. Она ходила по комнате, пыталась рисовать — невидимые рисунки, пальцами по стене. Спальня мужа стала клеткой, куда ее бросили на растерзание голодной волчьей стае — собственным мыслям. Ночной разгром уже успели убрать, кровать перестелили, но все равно все здесь, каждая деталь, даже запах — все было напоминанием. Эта ночь... И прошлая... Что он с ней сделал? Даже от воспоминаний щеки заливаются румянцем. Она уже не та, что приехала сюда. Та — была свободна. А на этой, теперишней — будто печать поставили. Руками, губами, мужской властью. А потом сказали презрительно: «шлюха». Нет, «самка». Но смысл похожий. Тот же.
Он маг. Настоящий. Черный. Дьявол был для нее всегда абстрактным понятием. Смеялась над суевериями. Жутко даже представить, что оно может существовать. Наверняка бродит где-то поблизости. Одержимость — не это ли происходит с ее мужем? Оно было в нем, что-то страшное, чужое, смотрело из его глаз, светилось зеленым на его ладонях, падало вниз кусками слизи...
Каждый шорох за дверью, даже почудившийся, становится поводом замереть, не сметь даже дышать долго-долго, напряженно вслушиваться. Залитые убийственно-ярким светом луга и темный лес за окном кажутся враждебной зачарованной страной.
Зачем ее заперли здесь? Боится, что она сбежит? Или не хочет, чтобы она что-то увидела? Готовится к чему-то? Он сказал «Вечером»! Вечером она узнает последнюю тайну этого жуткого замка. Хорошо бы.
Вспомнила родителей — разревелась. Ее письмо валяется где-то на столе в кабинете барона. Отправит ли? Посчитает ли нужным?
А потом опять — все эти моменты... Случайные проблески тепла в его голосе. Обьятия. Обещания. Усталые морщинки в уголках глаз, где затаилась боль. Библиотека, свитки, мальчишеская восторженность в голосе... Их ночи, тягучий янтарный мед наслаждения, такого острого и жгучего, что наверняка запретного, греховного... Он — убийца?
Он... первая встреча... Вечер под старым вязом... Его голос, смех, смуглая кожа, вкус губ, прищур темных глаз, жесткие и шелковистые волосы, черные до синевы, так приятно перебирать руками... Его запах в кольце обьятия, привычка встряхивать головой и улыбаться только одним уголком рта...
— Я люблю тебя... — шепнула Аделаида, уткнувшись лицом в подушку. Закусила зубами наволочку. Как он сказал? «Вам, женщинам, нужно немного, чувственные удовольствия? Только что вы считали меня убийцей, а теперь смеетесь как ни в чем ни бывало?»
Разве это не признание? Разве не обьяснение всех Аделаидиных чувств? Игра с девушкой, которой немного надо. «Пастушка...» Он ведь ни разу не сказал, что любит. Ни одного комплимента, хотя бы из галантности... Ни букетика цветов в подарок, ни заботы о комфорте новобрачной, отвел ее комнатку, на чулан большее похожую, драгоценности эти вчера... будто в лицо швырнул...
Та девушка на портрете... Доротея... Он боялся слышать ее имя. Что она значила для него? Что он с ней сделал?
***
Увидев Марту, Аделаида сразу поняла — что-то случилось. Плечи напряжены и сгорблены, бегающий взгляд, губы дергаются, ноги пританцовывают...
— Госп-по-пожа...