— Прости...
Медленно повернул голову, глянул из-за плеча...
— Давно ты это увидела?
— Что?
— Это... — улыбнулся очень странно, нечеловечески как-то, подняв одну верхнюю губу.
— Когда пыталась тебя хорошо нарисовать... Каждую черточку... Только что... А неестестественность... Раньше чувствовала... Но не особенно думала об этом... Ты был моя воплотившаяся мечта, мне так хотелось видеть ее вьявь... это такая радость, что неприятное я старалась не замечать... — пробормотала Аделаида. Юноша сыпался, тек. Другое существо выглядывало сквозь человеческую личину, лицо становилось красным, с прожилками гнили, куском мяса, глаза — два буркала тошнотворной жути, и над всем этим еще веял призрак прекрасного юноши, поруганной тени Аделаидиной мечты...
— Хорошо видишь... Орлинные глазки, зрячий взгляд... Глазки твои синенькие... Это глазки твои... Вырву глазки твои...
Адель бросилась бежать. Не разбирая куда, по высокой, колючей, царапающейся траве, путаясь в платье, сзади протяжно выдохнули, повеяло отвратительной серной вонью, дышать стало почти невозможно, к горлу подступила тошнота...
Оно было совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки. Аделаида мчалась к лесу. Стукнула мысль «Спасения нет!», лес — кто поможет ей в лесу? Там одиночество, безлюдье, глушь, она несется прочь от замка! И дорога назад перекрыта — оно совсем близко, не повернуть, только вперед, выиграть еще какие-то секунды!
А в замке что? Чернокнижник, одержимый, душегуб?! Поможет, если сам сообщник этой братии?! И слуги! Один другого лучше!
Только чудо. Только чудо...
— На помощь! Спасите! — все-таки заорала Аделаида. Захлебнулась вонью, которая, кажется полностью вытеснила собою воздух, закашлялась, споткнулась и полетела на землю, лицом в колючую траву, больно ушиблась, но тут же поползла вперед, попыталась встать...
Оно нависало над ней, неописуемо-уродливое, даже не страшное — мерзкое до невероятного, так то от одной мысли, что это может к тебе прикоснуться, хотелось визжать и падать в обморок...
Аделаида заорала, захлебываясь в вони, и начала размашисто крестить чудовище. Оно остановилось, но не попятилось, не особо напугалось молитвы...
— Гла-аазки твои... — что угодно, лишь бы не слышать этого шипения! Даже умереть!
— На помощь! А-ааааа!!!
Отвратительная рожа, квитэссенция всего самого противного, что только когда-либо существовало, наклонялась все ниже, она уже вплотную... Лучше умереть, чем пережить хоть одно прикосновение этого, лучше умереть, лучше...
— Гла-ааазки твои...