Каллен чувствовал, что в ответе за нее, как за родную дочь. В принципе, мисс Свон могла бы быть его ребенком, плодом раннего брака, первой школьной любви. Кроме того, хореограф знал, что может случиться с девушкой, оставшейся одной в целом свете. И старался дать юной балерине как можно больше душевного тепла - только бы она не сломалась, не заледенела… Только бы не повторила судьбу Тани.
Певица осиротела в девятнадцать лет. Оказалась одна против всего мира, да еще с двумя сестрами-подростками. И рядом - никого, кто помог бы, указал верный путь. Она и выживала, как умела, кланялась в ноги тем, с кем лучше не встречаться, делала, что велели. Этого она, конечно, любовнику не говорила, но догадаться было несложно.
Она вообще не рассказывала о темной стороне своей жизни, а Эдвард не спрашивал и догадками не делился - раз уж приходится ходить по краю пропасти, лучше делать это с завязанными глазами: не так страшно. Только однажды повязка слетела…
Когда погибли Кейт и Гаррет.
В жизни Каллена это были уже не первые похороны - он успел проводить в последний путь отца и мать. Но тогда все было по-другому… Почтить память умерших приехали все родственники, многих из которых Эдвард знал только по фотографиям в семейных альбомах, все соседи, знакомые, коллеги отца. На прощании - сдержанном и тихом, как и полагается по английскому обычаю, - яблоку было негде упасть.
С Кейт Денали прощались всего четверо - сам Эдвард, Таня, Ирина и Лоран. Со стороны Гаррета никто не пришел.
Давила эта пустота в траурном зале.
Ирина, в темно-синем платье - даже сейчас она не изменила любимому цвету, лишь стянула волосы черным шарфом, обозначая траур, - невидящими глазами смотрела в одну точку.
Лоран, всегда утверждавший, что не верит ни в бога, ни в черта, что-то беззвучно шептал в молитвенно сложенные руки; его била мелкая дрожь, точно в лихорадке.
Таня, безупречно раскрашенная и бесстрастная, как манекен, до боли в пальцах сжимала ладонь Каллена - так, что длинными ногтями вспорола его руку почти до кости. Но он сам понял это только потом, дома.
Эдвард старался смотреть куда угодно - на своих спутников, на выбеленные стены зала, на священника, только не на гробы.
Умерших Каллен недолюбливал и рад был, что пересекался с ними крайне редко, только на семейных праздниках. Неприятные были люди, грубые и холодные, но ведь люди… Совсем молодые, Господи, им ведь и тридцати еще не исполнилось! Они любили жизнь и любили жить, любили рисковать, тем острее ощущая вкус жизни, жадно хватали все, до чего могли дотянуться, мечтали попробовать как можно больше наслаждений, лучше запрещенных или на грани морали. Увлекались БДСМ и носили свои отметины гордо, как ордена; иногда даже фотографировались в латексе и со всей атрибутикой, у Тани дома лежал небольшой альбом с фотосессий сестры. Эдварду такие завихрения всегда были глубоко неприятны, тот альбом он брал в руки лишь один раз, но на похоронах почему-то вспомнил эти снимки, глаза моделей, сияющие из-под масок - они на всех фотографиях были в масках, - ребята просто тащились сами от себя, почти засвечивая кадры…
И - раз - все их мечты, желания, смелые эксперименты растворились в вечности.
Хореограф старался не думать о том, кто и за что оборвал две молодые жадные жизни. В автокатастрофу он не верил ни на грош - об аварии непременно написала бы хроника происшествий или передали в новостях, в этот же раз пресса как воды в рот набрала. Кроме того, на опознание его никто не пригласил; с одной стороны, действительно не хотелось видеть изуродованные трупы, но с другой - не оставляло ощущение, что и Лоран, и Таня с Ириной знали об этих смертях чуть больше положенного… Например, кому убитые перешли дорогу. Или как именно перешли.
Не нужен им был на опознании Эдвард Каллен. В момент первого, самого острого, горя, первого взгляда на восковые лица умерших, когда эмоции срывают крышу и можно не уследить за собой - не нужен. Ему - не знающему, непричастному - в их мире не место. Но он, простой человек, этим троим уже не чужой… можно сказать, почти член семьи.
Таня любила его, Эд это видел. Ограждала от своей тайной жизни как могла - и все-таки зловонное дыхание этой жизни прорывалось даже через с таким трудом выстроенные стены. Заставляло думать, кто будет следующим. Незнакомый ему человек? Кто-то из театральных? Он сам?..
Разум настойчиво советовал уйти, пока не поздно; в последнее время Денали с каждым днем все больше нервничала, и это казалось вдвойне хорошей идеей. Когда королева не находит себе места - это уже очень тревожный звоночек…
Но уйти уже не получалось. Здесь была Белла, юная, беззащитная - и теперь связанная по рукам и ногам дьявольским контрактом. Черт же ее дернул не захотеть переходить в другую труппу!