Пришлось перемывать все полы, полки, подоконники, мести крыльцо и дорожки.
Непростая работа, если дом большой. А на следующий день нужно перекопать грядки, а потом помочь соседу подпереть покосившийся сарай... в общем, здесь не до праздного отдыха, на речку бы успеть сбегать.
Агата заметила, что с чердаком что-то не то, но в суматохе уборки и прочих дел, внимание на это не обращала, пока как-то утром не решила поваляться подольше. Солнце уже встало, забираясь лучами в "лесное" окно и касаясь ими старого, дедушкиного ещё, письменного стола. Агата потянулась, вытягиваясь на нагретых за ночь простынях, и раскинулась, лениво уставившись в потолок. Тогда-то она это и заметила. Потеки.
Из-под крыши тянулись темные круги, полувысохшие, волнистые. Они расползлись по всему потолку и уже перешли на стены.
Агата встала на кровати, пощупав самый темный полукруг. Влажный. Вот от чего на чердаке пахло мокрым деревом и едва слышно сладковатой гнилью.
Девушка сморщила нос и спрыгнула с постели. Валяться расхотелось.
Ночью запах будто осел в комнате, душным одеялом накрывая Агату. Тщетно пытаясь заснуть, она смутно удивилась, как не замечала его раньше. И тогда вернулся он: почти забытый, призрак чего-то далекого и глубоко-детского. Скрип на крыше, который сейчас совсем не походил на случайно задевшую скат яблоню.
Черепица застонала со стороны леса и в этот момент, не смотря на возраст, на то, что внизу всё ещё возилась бабушка, Агата впервые радовалась, что её родители настояли на грубых решетках на окна.
Девушка почти чувствовала, как прогибается настил под весом чужого тела, как протяжно стонет, когда незнакомец ненадолго останавливается. Он двигался неторопливо, а добравшись до середины, надолго остановился. Как раз над кроватью Агаты.
Крыша трещала, будто он переступал с ноги на ногу, пытаясь решить, что ему делать дальше. Девушка крепче зажмурилась, пытаясь вжаться в кровать ещё сильнее, стать маленькой и незаметной. Тогда её не увидят, тогда её не найдут.
А потом он полез по скату наверх. К скрипу добавился едва слышный, но отчетливый скрежет, будто по черепице водили, пытаясь зацепиться, чем-то острым. Скрип стал тише, будто он распластался по крыше, стараясь не давить, но скрежет, этот невыносимый скрежет, раз за разом, то тише, то вдруг настолько отчетливо, будто над самым ухом.
И вдруг всё стихло. Агата судорожно прислушивалась, боясь выдохнуть. Как назло бабушка внизу затихла, даже сверчки привычно не пели под окнами. Девушка слышала даже как зашуршала простынь, когда, не выдержав, она подтянула колени к груди.
И в этой жуткой ночной тишине отчетливо послышались поскрипывания балок на крыше.
Рядом с окном.
"Я не поверну голову, не поверну. Ни за что. Там решетки, а я ни за что не поверну голову, мне нечего бояться, там ничего нет!", - твердила про себя Агата, но предательски дрогнувшая рука всё же натянула на голову простынь. Как в детстве, когда кажется, что под одеялом ты "в домике" и там тебе ничего не страшно.
Жаль, что это и работало только в детстве.
Вдох-выдох. Тишина. И только гадкое, никак не оставляющее ощущение тяжелого взгляда в спину.
Казалось, пошевелись она, он тоже сделает ход. Повернется - протянет длинную руку. Спустится к бабушке - постучит в дверь, а там уж добросердечная старушка обязательно откроет. Отчего-то ей и в голову не приходило, что он может это сделать и так. Ей казалось, что сейчас они связаны. Что пока он смотрит на неё - её поступки определяют, как он поступит.
"Может ему просто интересно", - с нервным смешком подумала девушка.
Она глубоко вздохнула, пытаясь убедить себя, что он ничего не сделает, что он никак не проникнет сквозь решетку.
- Уходи, - негромко попросила Агата. - Я очень хочу спать. Пожалуйста, уходи.