Здорово же беднягу отделали! Поди, зубы выбили, ублюдки... Женька устыдился собственной жалости и вдруг вспомнил про неприкосновенный запас -- банку сардин и упаковку сухарей, которые были им зарыты в первую же ночёвку под горой мусора в самом сухом углу павильона. Вообще-то он запретил себе даже думать о спрятанной еде, потому что впереди маячили не меньшие лишения, а совсем наоборот. И ещё побег в соседнюю область, который откладывать нельзя. Может, предложить девахе поесть? И, удивляясь собственной доброте, Гений спросил:
- Как зовут-то? Пожуёшь немного?
Девчонка вскинула на него взгляд, испуганно вытаращилась, положила руку на шею и просипела:
- Маша...
Женька потопал к тайнику, вытащил банку, открыл и, положив на сухарик сардинку, подал Маше.
Она поднесла угощение к губам и застыла, потом очень осторожно стала кусать сухарь, мусолить еду во рту, и сердце Гения снова пронзили жалость и стыд за себя. Знал ведь, каково есть твёрдое, когда во рту свежие раны. Он даже зажмурился, чтобы вдруг не прослезиться. Ну и сволочи те, кто поиздевался над девчонкой! Как ей помочь-то? В больницу нужно.
И тут Гению пришла мысль о справедливом возмездии насильникам, что было очень странным: он сам не признавал никакой нравственности и "победу добра" считал самой большой ложью, до которой за века моралфажества докатилось человечество. Всякие там дружба-любовь-благородство заканчиваются тогда, когда перед индивидом встаёт задача сохранения собственной шкуры. А миром правит выгода.
Женька отправился думать на свой матрас.
И проснулся утром.
Маши уже не было. Под мраморными обломками, где она сидела, чернели, облепленные мухами, остатки угощения.
Запланированный побег в соседнюю область придётся отложить. Нужно узнать всё про эту Машу. Она ведь вернётся. Не днём, ночью. Без Гения ей никуда. На него одна надежда.
Вот что за бред лезет в его голову? На что ему девчонка-подранок? Как и, главное, чем он поможет Маше? У самого проблем не меньше. Базара нет, жалко деваху. Но ведь она какая-то мутная. Точно вода в луже. Взяла и сбежала, не попрощавшись.
А вдруг девчонка вроде Кошачьей Морды или Тупого с Безликой? Просто глюк, картинка в его мозгу, травленном всем, что можно было достать бывшему студенту художки.
Гений покосился на мусор у подоконника. Нет, Маша ему не привиделась. Эх, пожевать ещё сухарика на дорожку да двинуть в народ. То есть знакомых возле "точек" поискать -- тех, которые не сдадут и помогут. Разжиться бы деньжатами, на худой конец, продуктами.
Женька присел на корточки возле тайника. Вот зараза! Спёрла сухари!
Но присмотрелся к вывернутой куче и обомлел: среди буро-рыжего месива переливались поделочные камни.
Пальцы Гения заскользили по их поверхности, вызнавая текстуру материала, ощущая его скрытые свойства. Голова заработала чётко и ясно, как в моменты вдохновения. А душа то замирала, то воспаряла, откликаясь на каждый перелив света в сколах и неровностях.
Женька разом позабыл обо всех проблемах и стал думать. Вовсе не о "чудесатом" обращении сухарей в камни и не о том, была ли подмена делом рук Ночной Маши. Гений полностью вытеснил Женьку и рассуждал: вот этот камень станет геммой с изображением Кошачьей Морды. Два круглых вкрапления золотисто-зелёного цвета с чёрными поперечными трещинками -- точь-в-точь глаза. И так же светятся в полумраке угла павильона. Уши можно вытесать.
Ба! А этот можно почти не обрабатывать! Он прямоугольный, как проём двери. Вырезать силуэт Безликой по светлому пятну, да и всё. Оно как раз нужной формы.
Отправив на задворки сознания весь мир, Гений стал колдовать на будущей Кошачьей Мордой. Как ни странно, камень легко поддался подручным средствам, которые Женька выбрал среди мусора.
Он не замечал ни времени, ни голодных спазмов многострадального желудка. Минуты и часы, предметы - камень, лом металла и кирпичи - слились и завертелись в безумии творчества. Гений очнулся, когда оранжевый, как апельсин, закат лизнул стену развалин и оживил кошачьи глаза.
Да, это была она -- Морда, когда-то чуть не до смерти напугавшая его в съёмной комнате.
Несколько месяцев назад Гений оказался в ветхом, загаженном жилище со стойким запахом мочи и помоев только потому, что владелица никому не могла его сдать. Вот и пришлось ей отдать ключи Женьке за половинную предоплату. Он прекрасно знал, что не заплатит остаток. Да и хозяйка, похоже, догадывалась, но была вынуждена рискнуть.
В первое же утро он проснулся весь в клочьях шерсти. А на потолке, стенах темнели отпечатки кошачьих лап. Кроссовки пришлось выбросить, хоть и жалко было. Хорошо, что в ту пору у него имелись туфли.