Глава 7
Кире удалось незаметной мышкой проскользнуть в дом, пока Серёжка отвлекал любопытную кухарку Марту. В доме Паленов всё выглядело так, как она это помнила. Прихожая с длинной вешалкой для пальто и стойкой под галоши, направо - дверь в кабинет Ивана Фёдоровича и смотровую, прямо - гостиная, потом столовая и лестница наверх к коридору, куда выходили комнаты Штефана, его родителей, бывшая детская, теперь предназначенная для случайных гостей. Всё это Кире было знакомо, даже пахло в доме так, как она запомнила - смесью лимона и пчелиного воска для натирки полов и совсем чуть-чуть каким-то лекарством. И ещё: дом её узнал. Она поняла это по ставшей чуть тёплой дверной ручке, по мягкому скрипу ступеней лестницы, по нежному перезвону больших часов в гостиной. Дом узнал её и был ей рад. Она неслышно пробежала наверх, туда, где теперь размещались Шурочка с Серёжей, села возле круглого оконца и стала их ждать.
Они появились через полчаса, уже умывшиеся на ночь и еле отбившиеся от ужина, предложенного Мартой. Серёжка притащил спиртовку и кофейник, полный кофе, - знал, что им с Кирой предстоит долгий разговор.
Кира с удовольствием помогала раздеваться Шурочке, хотя та протестовала, уверяя её, что она уже совсем большая и всё умеет делать сама. Кира улыбалась, целовала дочку и кивала ей. Она уложила Шурку, укрыла одеялом, села на краешек кровати. Девочка ухватила мать за руку:
-Спой, мама, - попросила она. И Кира тихо-тихо, еле слышно пела ей про зелёную карету, пока Шурка не заснула.
Серёжа, сидя в соседней комнате, чуть не плакал от умиления, слушая их возню. Он вдруг позавидовал Шурочке, над которой сейчас ворковала мать. И затосковал по своему беззаботному детству. Ему, взрослому, прожившему длинную жизнь мужчине, вдруг захотелось, чтобы давно пропавшая мама Олечка приголубила его, приласкала и, может быть, тоже спела ему колыбельную. А ещё он внезапно понял, что его вечная тяжёлая тоска и мучительная печаль по навсегда потерянной Франсуазе, изменилась, переросла в тихую, спокойную грусть и словно бы отпустила его.
Вошла Кира.
-Уснула, - ответила она на его вопросительный взгляд, - я так благодарна тебе, Серёжа, за Шурочку, - она прошла к столику с горящей спиртовкой под кофейником, - сколько же вам пришлось всего пережить!
-Да, впечатлений много, - усмехнулся он, наливая ей кофе в чашку, - как вспомню эти выстрелы в библиотеке... А Шуркин крик до сих пор в ушах стоит...
-...Ма-а-ма! - Шурочка вырвалась из рук Серёжи, бросилась к стене, только что возникшей на том месте, где была библиотечная стойка. Девочка билась об каменную стену, сдирая кожу с кулачков. - Ма-ма!
-Шурочка, - Серёжа обнял ребёнка, - не надо! Это не поможет. Мы найдём маму, но не сейчас. Ты слышишь меня?
Девочка высвободилась из его рук, прижалась щекой к потрескавшейся штукатурке - и замерла, обнимая раскинутыми руками стену, мучительная гримаса застыла у неё на лице.
Сергей понуро огляделся и потёр затылок. Грязный булыжник под ногами, тусклый фонарь, явно неэлектрический, пытается разогнать наступающие сумерки. В дальнем углу облезлой подворотни сполз по стенке и застыл неподвижно в неловкой позе Вацлав. Сергей осторожно приблизился. Нет, помощь Вацлаву Иванову уже не понадобится. С красивого лица, навсегда сохранившего обиженное выражение, в пустоту смотрели мёртвые глаза.
Тёмная женская фигура возникла из-за угла, неслышно подошла и опустилась на колени:
-Вот ты и попал туда, куда так стремился. Глупый, глупый мальчишка, - горестно сказала Ниночка, закрывая ему глаза, - прими, Господи, его душу грешную!
Сергей смотрел, как она ласково отвела прядь белокурых волос со лба Вацлава. Обернулась: