Его руки обхватывают мое лицо, он отстраняется и встречается со мной взглядом.
— Это всегда будет причинять боль, Эмбри. Я не могу притворяться, что это не так. Но, конечно же, ты должен знать, и я уже говорил тебе раньше… я возьму тебя в любом виде, в котором смогу получить. Если все, что ты мне дашь, — это несколько украденных ночей, то я возьму их.
Мое горло сжимается, и я моргаю из-за нежного выражения на лице Эша. Я не могу с этим справиться. Тяжело скрывать от него правду. Он неправильно все понимает, не знает того, кто кому причиняет боль, и я почти это озвучиваю. Я готов рассказать, что произошло годы назад, о Мерлине, о настоящей причине того, почему я не мог выйти за него замуж. Но слова застревают в моем сжатом горле. Я слишком долго лгал, чтобы теперь легко озвучить правду.
Эш интерпретирует мое молчание как подтверждение своих слов.
— И, Эмбри, если мы оба влюблены в Грир, тогда все произошло наилучшим образом. Возможно, то, что все вышло именно так, — это судьба. Если бы мы вступили в брак тогда, то у нас не было бы ее.
Я уверен, что Эш пытается заставить меня чувствовать себя лучше, и это так мучительно, так ужасно мучительно… я тот человек, который пробил дыру в его сердце, а он пытается меня утешить. Я не могу этого вынести. Эш даже не знает о том, насколько жестоко несправедлив был к нему мир (к нему, человеку, который заслуживает этого меньше всего).
— Прекрати, — шепчет Эш, наклоняя голову и прикусывая мочку моего уха. — Прекрати наказывать себя, — легкое касание зубов превращается в настоящий укус, и, несмотря на боль, мой член пульсирует под твердым животом Эша.
— Позволь мне исполнить наказание, — продолжает Эш, и, о боже, да, пожалуйста.
Только у ног Эша я чувствую, что искупил все, что сделал неправильно. Только под его безжалостной ладонью я могу получить помилование из-за своих собственных мыслей.
Эш оставляет следы из жалящих укусов от мочки моего уха до подбородка, от подбородка до горла, а затем метит, двигаясь вниз по телу, кусая грудь и живот. Его глаза блестят в темноте.
— Хочешь, чтобы это увидела Грир? — спрашивает он между укусами. Я извиваюсь под его ртом, чувствуя, как предсемя вытекает из члена. — Хочешь, чтобы она увидела, каково это, когда ты становишься на колени?
— Да, — со стоном произношу я, пытаясь выгнуться, чтобы быть ближе.
Безжалостная рука отталкивает меня назад.
Я с ней сражаюсь.
Я борюсь. На самом деле я всегда борюсь.
И тогда, в самом конце, когда я разбит, я чувствую это. Спокойствие. Умиротворение. Пространство, которое Эш выделил для меня, где нет вины, нет отвращения к себе, нет агонии. Просто тишина и любовь, его рука на моем затылке и мои слезы, сохнущие на моем лице.
Грир — великолепная сабмиссив, рожденная, чтобы быть лидером за пределами спальни и служить, находясь внутри… поймет ли она, если увидит нас с Эшем вместе? Она подчиняется, потому что так чувствует себя в безопасности, потому что была рождена подчиняться, а я подчиняюсь, потому что был рожден страдать. Потому что мне нравится страдание.
Потому что мне нравится бой и нравится поражение, которое за ним следует.
Эш сжимает свои руками мои бедра, и я не могу двигаться.
— Да, — повторяю. — Пожалуйста.
— Так нетерпелив. — Эш кусает нежную плоть рядом с пенисом, и я вскрикиваю. — Обычно мне приходится заставлять тебя хотеть этого. — Еще один укус. Еще один мой крик. — Я схожу за ней.