За окном падает первый в этом году снег, в католической церкви неподалёку распевает рождественские хоралы детский хор, а в соседних домах большие счастливые семьи разрезают праздничную индейку и обмениваются подарками. А здесь, за плотно закрытыми тяжёлыми шторами, время словно застыло. Оно кажется таким тягучим и сладостным, оседающим на языке черничным вкусом. А нет, это всего лишь кальян, гибкий шланг от которого он сжимает длинными тонкими пальцами, развалившись на диване.
Он затягивается, недолго держит в лёгких, а потом запрокидывает голову и выпускает дым в потолок, делая несколько идеальных колец. Кадык прыгает под натянувшейся светлой кожей, а спутанные тёмные волосы такими же маленькими колечками рассыпаются по спинке светлого дивана. Он отстукивает ритм звучащей песни себе по коленке, притоптывая в такт ногой. Кожу приятно холодят остатки выпущенного через нос дыма.
Он ненадолго прикрывает глаза, наслаждаясь. Его не тянет в сон в прямом смысле, но нынешнее расслабленное состояние вызывает сладкую дремоту. Песня переключается на другую, и он завороженно скользит взглядом по её замершему недалеко от него телу. Она опускает руки вниз и просто медленно раскачивается туда-сюда под новый неспешный ритм. Похрипывающий женский голос из колонок заставляет её вновь и вновь лениво окунаться в зависшую вокруг дымку, вдыхая полной грудью приятный аромат черничного кальяна с мятой.
Неожиданно во входную дверь раздаётся сначала не уверенный стук, а потом тройной удар раскрытой ладонью. Это на корню разрушает её задумчивое состояние, вырывая из сладостных грёз. Она несколько потерянным взглядом оглядывается на тёмный коридор — во всём доме нигде не горит верхний свет. Кого сюда принесло так поздно? Стук повторяется.
— Откроешь? — спрашивает он, широко расставляя ноги и сползая ниже по спинке дивана до такой степени, что его подбородок упирается в его же грудь, а свободная длиннопалая рука свисает с сидения уже начиная с запястья.
Она поджимает губы и отрицательно качает головой, плавно скользя по совершенно скрытому в дыме тёплому ковру в его сторону. Мягко вытягивает из никак не сопротивляющейся руки длинный синий гибкий шланг и подносит мундштук к приоткрытым губам, делая слабую затяжку, совсем чуть-чуть, только для того, чтобы немного охладить лёгкие и нос.
— Наверняка соседка миссис Грин принесла рождественский пирог, — пробормотала она, делая новую затяжку.
— И в чём же проблема? Забери его и поздравь её с наступающим праздником, — усмехнулся он, протягивая к ней руку.
Она подошла ещё ближе и села ему на колено, выдыхая черничным дымом прямо в улыбающееся лицо.
— Потому что она снова будет читать лекции о недопустимости проживания с неизвестным мужчиной под одной крышей. — Она лениво раскуривала кальян, по-прежнему медленно раскачиваясь под музыку, нарушаемую редким, но настойчивым стуком во входную дверь.
— Эй, мне всего двадцать, — постарался возмущённо произнести он. — К тому же мы оба уже почти совершеннолетние, какая ей разница, с кем ты живёшь?
— Вот открой и спроси у неё. — Пожала плечами она, передавая ему гибкий шланг.
Но никто в сторону двери так и не сдвинулся. Вскоре стук прекратился — видимо, миссис Грин, не дождавшись праздничной улыбки, подарков и благодарностей за пирог, всё-таки замёрзла на украшенном крыльце и ушла к себе.
— Это было грубо с твоей стороны, малышка, — прохрипел с улыбкой он, глядя на неё из-под тёмных растрёпанных волос, упавших на глаза. — Она ведь наверняка старалась, пока пекла его для тебя.
— О боже. — Недовольно закатила глаза она. — Мы сейчас говорим о миссис Грин. Надейся, что она хотя бы купила его в магазине, а не передаривает прошлогодний пирог, завёрнутый в цветастый целлофан.
Они замолчали. Он время от времени делал ленивые глубокие затяжки, выпуская холодный дым в её оголённый плоский живот, а она снова мурлыкала слова песни, лаская и поглаживая пальцы его свободной руки.
Время потихоньку близилось к полуночи. Сочельник проходил словно мимо этой комнаты, этого дома. Если бы не светящиеся гирлянды и наряженная, но выключенная ёлка в углу, он бы никогда не подумал, что на улице конец декабря, хотя они всё равно создавали лишь романтично-безмятежную атмосферу пятничного вечера в клубе, а не ежегодного рождественского чуда.