Поэтому они сидели на её кровати, ели солёный попкорн, и Ричи учил девушку играть в карты (единственное, что нашлось из развлечений в хижине шерифа). Сначала Ричард хотел откровенно смухлевать, зная о неопытности Элевен в этом деле, и вовсе начать с ней игры на раздевание, но услышавший его предложение случайно проходивший мимо Джим с таким внушительным видом погрозил ему кулаком, что парень невольно вздрогнул и пожал плечами, мол, подумаешь, не очень-то и хотелось.
На самом деле ему очень — просто чертовски — хотелось. Ему уже исполнилось семнадцать, и тело требовало однозначных приключений, бушуя гормонами. Особенно тогда, когда напротив сидит в одной тёплой ночнушке, поджав под себя ноги и открыв чуть больше доступа к своим восхитительным смуглым обнажённым бёдрам, не раз снившихся бедняге Ричи в откровенно похабных мокрых снах, удивительной красоты шестнадцатилетняя девушка. Его девушка. Но он всё не решался сделать первый шаг в этом направлении, каким бы самоуверенным и нахальным не был Ричи по жизни. Всё-таки это его Эл, и он не хотел травмировать её возможно ещё не подготовленную психику чем-то подобным. Поэтому оставалось только исходить слюной, облизываясь на чудесные длинные ножки и атласную смуглую кожу.
Они разговаривали о школе и важном завтрашнем дне. Строили совместные планы на следующую неделю. А потом Ричард кое-что вспомнил, выпрямился и, серьёзно заглянув Элевен в глаза, твёрдо потребовал:
— Эл, пообещай мне, что ты не будешь пользоваться своими силами в школе или каких-либо публичных местах. А лучше вообще ими не пользуйся. Пообещай мне.
— Обещаю… папочка, — задорно хмыкнула она, показав ему язык.
И Ричи словно холодной водой окатили. Тело моментально среагировало на флирт весьма однозначным образом, а вот сердце едва не отказало. Стало очень неловко. Что же она с ним творит?
А вот Элевен на самом деле даже не осознавала того, какие последствия будут от её этой фразы. Просто буквально сегодня утром у неё был точно такой же разговор с Хоппером, который требовал от неё прекратить пользоваться своими силами, особенно в школе и публичных местах. И она тогда ответила ему «Promise, dad». А тут об этом говорит её Ричи. Ну не называть же его dad? Нет, это слишком грубо и как-то массивно для него. Ему больше подойдёт что-то более смягчённое. Например, daddy.
Вот так и получилось, что она впервые назвала его папочкой. И потом поняла, что ей неожиданно нравится то, как это звучит. Она тогда незаметно вздрогнула и закусила нижнюю губу, прикрывая скромно глаза. А бёдра от чего-то сладко сжались чуть сильнее.
Daddy…
Дальше в их игру уже вступил Ричард, развив из просто слова целый кинк. Теперь он был папочкой Элевен, а она была его принцессой, его ангелом или его маленькой девочкой. И их обоих весьма устраивало такое положение вещей.
На самом деле Эл не казалось странным называть своего парня папочкой. В конце концов, её детство прошло в лаборатории один на один с грубым и холодным Папа́, который точно не был образцом хорошего родителя. Поэтому её представление обо всём этом было очень размытым и немного не правильным. После появления в её жизни Хоппера, который стал ей новым официальным отцом, она уяснила для себя, что папа — это кто-то сильный, кто-то, кто безвозмездно защищает её и заботится о ней. Но ведь таким образом и Ричи идеально подходил под это определение, так почему и он не может быть папой — только маленьким — для неё? Папочкой…
Джим не знал обо всей этой их игре, потому что — Уилер был уверен — он бы открутил Ричи голову за подобное совращение его невинной дочурки. А вот их компания отнеслась к подобному неоднозначно, когда они всё-таки впервые услышали эти взаимные ласковые обращения между этими двумя.
Лукас знакомо прищурился и неодобрительно покачал головой, но при этом после очень странно посмотрел в сторону Макс. Та заметила это и показала ему фак.
А если честно, то Максин в первый момент даже взбудоражила мысль о чём-то подобном. Но потом она почему-то вспомнила о своём родном отце, о приёмном отце, о придурке Билле, и вся эта идея показалась ей просто отвратительной.