Музыка:
Sherlock — The Lie in Leinster Gardens
Милли испуганно распахнула глаза именно в тот момент, когда чужой язык только коснулся её кожи. Она отчётливо ощущала, как его острый кончик скользит вверх по её запястью, оставляя за собой влажную дорожку, которая начала моментально подсыхать на прохладном воздухе, как будто стягивая следом кожу.
Во рту было неожиданно сухо и как-то горько, зато вот глаза слезились и постоянно норовили закрыться обратно из-за какой-то неподъёмной усталости, охватившей всё её тело; в голове звенело, и неприятно пульсировало где-то в висках.
Чужой язык вновь прошёлся по запястью, пощекотав остро выступающую косточку, потом заскользил вверх по обнажённой руке, прослеживая голубоватую вену, проглядывающую под тонкой кожей; чужая ладонь вдруг нежно огладила её щёку.
— Я думал, ты опять не проснёшься.
— Финн?.. — слабо и глухо прошептала девушка, сглатывая какую-то будто сухую слюну, чтобы хоть немного смочить саднящее горло.
Тело совсем не слушалось её из-за сильной болезни. Нужно было дёрнуться, как-то отбиться от него, но позорная слабость накатила с такой силой, что даже лишний раз моргать совсем не хотелось.
Тот ничего не ответил, лишь вновь склонился над распростёртым под ним тщедушным телом. Он вдруг с упоением принялся облизывать ничем не прикрытые свежие и старые мелкие царапины, полученные ею за последние дни во время неудачных попыток сделать что-либо самостоятельно при охватившей её тяжёлой болезни.
— Что ты делаешь?.. — собравшись с силами, опять задала тихий вопрос Милли.
— Ты очень вкусная…
— Ты меня пугаешь. Прекрати, пожалуйста… — Сжав простынь под собой в дрожащих пальцах, глухо простонала девушка, когда почувствовала острую боль в районе облизанного ранее запястья.
По коже отчётливо потекло что-то тёплое и очень вязкое, неприятно щекоча и медленно скатываясь по бокам худой кисти на кровать, сразу же впитываясь в белоснежную простынь под ней.
— Что ты делаешь?.. Пожалуйста, прекрати… Молю тебя… — По её впалым щекам покатились крупные слёзы, а глаза окончательно заволокло непроглядной мутной пеленой.
— Ну что же ты плачешь? Улыбайся, прошу тебя. — Финн мягко слизнул с её щёк слёзы, смешав кровь со своего языка с оставшимися влажными дорожками, оставляя за собой розоватые разводы, которые буквально жгли ей кожу, хотя она их даже не видела. — У тебя ведь такая красивая улыбка.
Финн склонился над ней ещё ниже, нагло и без предупреждения целуя её в приоткрытые сухие и потрескавшиеся губы, проникая своим языком глубже, как будто заявлял на неё свои права. Милли вздрогнула, когда почувствовала, что в процессе, не способная полноценно отвечать за свои действия, невольно оцарапала кончик своего же языка об острый длинный клык парня. Рот тут же наполнился сладковато-солёным вкусом, а Финн вдруг ещё сильнее приник к ней, с тихим стоном удовольствия высасывая кровь из свежей ранки.
Когда девушка набралась сил и всё-таки неуверенно мотнула головой из-за острой нехватки воздуха — сердце буквально на пределе колотилось за рёбрами, — разорвав тем самым их затяжной «поцелуй», парень отстранился от неё с довольной широкой ухмылкой, показательно облизывая перед ней свои испачканные в крови губы. Но, заметив её перепуганное лицо, тут же нахмурился.
— Улыбайся же, прошу. — И сам ей улыбнулся, как будто показывал, как именно надо. Открыто. Широко. Дьявольски красиво.
Его глаза были прищурены. Тёмно-карие глаза с жёлтым ободком у практически полностью затопившего радужку зрачка сияли в темноте комнаты.