Темно ещё, только снег искрится, за платок ей забивается, — глаза не открыть, но идёт, пригнувшись. Ей за счастье работа эта. Хоть ходить туда зимой тяжело очень. Зато у них теперь мешки полные крупы дома стоят и пшеницы.
Надя первая встала, как старшей и положено. Молока в кружки налила, картошку, матерью согретую, из печи на стол поставила, и потом только Сашку будить.
— Вставай, лежебока! — да какая ж она лежебока, как и все работает, просто ночь ещё практически, спать хочется.
Поели сёстры и в школу собираться. Сегодня трудно будет идти, но надо. Каждый день почти ходят они теперь, и в снег, и в грязь, и в Солнце. Разве что в ливни пропускают. Потому что нет зонта у них. Два часадорога ранняя заняла. Но добрели. Замёрзли, бедняжки, но будут учиться.
Когда уже день школьный к концу подходил, Ваня в окно всё смотрел и думал, как же подруга его, Сашка, домой добираться будет. С одноклассниками, которые тоже из Жоведя, не пойдёт она, никогда с ними не ходит. И сестра её сегодня дольше задержится. Как назло мать ему сегодня строго-настрого наказала домой сразу после школы идти, не вести сегодня Сашу до Жоведя. Но мать тоже в колхозе занята, она там по бумагам работает. А значит, и не узнает мать, что ослушался сын её. Доведёт он Сашку, не бросит. Иначе, какой же он друг?
Ванька даже и не подумал при этом, как потом один обратно идти будет.
Часто дети в сугробы падали, ни на полчаса в этот день не переставал снег идти. Замёрзли оба, скорей бы до дома добраться. Но не пожалел мальчишка ни разу, что с подругой пошёл. Вот и дом их, а там печь. Быстро дети растопили её и наверх, на спальное место, чтобы согреться поскорее. Но они-то, как дети: совсем немножко дров кинули, так только разгорится чуть, а потом снова лишь тлеть будет в печи. Ну, ничего, всё ж теплее. Одеялом укрылись, дрожат и ждут, когда же печка сама согреется и их согреет. Даже и есть не хочется — только тепла. А когда понемногу пошло оно, не заметили сами, как заснули.
Зимой не так много работы, по скотине только. Потому Паша уже собираться стала. Наверное, думает, девочки вместе сегодня придут. Подождёт в школе Сашенька, когда у старшей сестры занятия закончатся, не пойдёт сама, побоится метели такой. Потому успеет Паша натопить в доме да оладий наколотить, напечь.
Уже почти на выходе из Боровичей Степан, тот, что врачом здесь, догнал её.
— Параскевия! На сани ко мне садись! Довезу, так и быть!
— А, неужто, вам, доктор, в село наше нужно?
— Нет, не нужно. Тебя просто жаль. На санях быстрее будет. Ты сама-то через лес бы шла...
— Конечно, путь короче и не так в лесу наметено.
— ...а недавно дорогу убрали парни наши. Так что быстрее и легче теперь длинной дорогой добираться.
Не стала Параскевия упираться, полезла на сани. Стеганул коня Степан и поскользили по снегу. Знал он заранее, когда домой идти этой женщине. Давно он смотрит на неё. Поначалу стыдно было, но только что-то в ней душу его затронуло, и не отпускает. Уже немного за тридцать ей, рано волосы седеть начали, но коса всё равно ещё тёмная, толстая. Больше всего ему глаза её нравились, светлые с зеленью. Добрые глаза, хоть и уставшие. Никогда кроме жены своей на женщин других Степан не засматривался, но сколько не корил себя, а всё Параскевия не идёт из мыслей.
Быстро они доехали. Степан на чай попросился, отогреться немного.
— Заходи, конечно. Ты мне помог, как же тебя не согреть-то!
Обтрусили снег с себя возле сеней и в комнату. Женщина первым делом к печи кинулась. Дровинок тех несколько, что дети подкинули, уже погасли почти, только тлели остатки и почти совсем остывшая комната была. Не сильно детвора с печкой управляться умеет, но себя хоть немного согрели и ладно. «Неужели с утра ещё тлеет?» — подумала Паша. Не заметила ни она, ни Степан в сенях за вёдрами обувь детскую, а пальтишки детвора с собой на печь уволокла. Тихо спят детки, не слышно их.
Кружку с чаем Степан из рук Пашиных принимает и задержал в своих руках ладошки её.
— Вот скажи мне, Паша, если б женат я не был, посмотрела бы ты в мою сторону?