— Держись! Они скоро придут! Ты только держись, родная!
Она, конечно, не слышала, потому что находилась сейчас совершенно одна в кромешной тьме, куда не проникала и искра света, лишь только тупая пульсирующая боль в голове и во всём её теле. А ему на спину давила тяжёлая масса, острыми краями впивавшаяся в кожу. Но Ангел терпел и волей своей и телом сдерживал эту груду над своей Сашенькой, чтоб оставить ей хоть немного воздуха и пространства.
С другой стороны этой каменной могилы ощутил нечто холодное, услышал тихое шелестящее что-то, похожее на дыхание. Оно подбиралось всё ближе к ним и замерло сразу за их карманом. Не уходило. Ждало чего-то. Всей поверхностью кожи своей он чувствовал липкий, затягивающих холод прикосновений.
— Не отдам! — шептал. — Не отдам!
И смотрел на неё, на Сашку, знал, как ей больно сейчас.
— Глупый. — услышал Ангел в своей голове тихий голос. — Сам потом страдать будешь.
— Не отдам! — повторял. — Убирайся!
— Иван её судьбою был. А ты не помог.
— Убирайся!
— Отдай её мне. Чтоб самому не страдать.
— Рано ещё. У неё вся жизнь впереди. — нет, не мог он представить себе, что её заберут у него. Испугался страшно, без Сашеньки быть испугался. Никому он её не отдаст, не просите даже.
— Какая? Она Ивана любит, а он женился недавно. Теперь не вместе они. А должны были. И всё по другому пошло бы... А ты не помог...
Долго Смерть выпрашивала и ждала свою добычу. И только на следующий день, когда оба поняли, что люди уже пробираются к завалам, покинула их. Теперь он мог закрыть глаза и облегчить Сашину боль, не боясь проиграть. Совсем немного им тут ждать ещё, но её боль и в нём отдавалась. Лбом своим к её лбу прикоснулся и попал в темноту. Нашёл руку девушки, и она увидела свет. Вот лес из детства, и ручеёк вдоль него. И мужчина молодой высокий, в светлой рубахе и брюках напротив стоит. Глаза его добрые-добрые, карие, улыбаются. Волосы тёмно-каштановые до плеч спускаются. Кожа чистая, гладкая, без единого изъяна. Прекрасный. Иначе не скажешь. И сам он ей тоже улыбается. И так спокойно ей стало, хорошо. Боль сразу ушла. Нигде не болит. И сил нет взгляд свой от него оторвать, — так хорошо ей рядом с ним. Душе спокойно и светло.
— Кто ты? — спросила.
А он молчит. Губы больше не улыбаются, лишь глаза. Смотрит на неё и не говорит ничего. И не нужно. И так хорошо.
И вдруг видение начало таять, постепенно растворяясь. Александра испугалась — потерять его и не увидеть больше! Изо всех сил старалась вернуть его образ, но какие-то другие картинки теперь накладывались сверху. В отчаянии закричала:
— Хоть имя своё скажи!
И услышала в ответ, словно издалека:
— Евгений!
***
Когда открыла глаза, увидела палату больничную. И медсестру — женщину лет сорока-сорока пяти, что хлопотала над ней.
— Очнулась, голубушка. Молодец. Мы уж боялись тут все, что и ты... — споткнулась на полуслове, не стоит ей знать сейчас.
— А много погибло?
Немного поколебавшись, медсестра присела на край кровати и, взяв девушку за руку, произнесла, стараясь в глаза той не смотреть:
— Семнадцать. Все, кроме тебя.
Александра заплакала. Навсегда она эту дату запомнит — 19 сентября 1959 года.
— Ну-ну, голубушка! Радоваться надо, что жива осталась. Видно, Ангел-Хранитель сильный у тебя.
— Давно я тут?
— Вчера только привезли. Всё хорошо с тобой. Только ушибов много. Рану на голове зашили, даже волосиков совсем немного сбрили.
— А чего боялись тогда?
— Мало ли? Чего не бывает?
Медсестра снова встала и продолжила смазывать раны на теле девушки. А той ничего больше и спрашивать не хотелось. Все! Вот что страшно было. Как же так? Почему?
***