Я задумалась:
— А как мне подружиться с Ануш?
Лия обрадовалась:
— Так ты думаешь, что сможешь преодолеть себя и подойти к незнакомому человеку?
Я пожала плечами:
— Ты была права в том, что с Джен у меня же получилось. Я даже и не заметила. Было здорово! И ни разу спазма горла не возникло, сколько мы у неё в гостях были.
— Спазма?!
Я наконец-то решилась хоть немного рассказать, что со мной происходит:
— Когда ко мне подходит незнакомый человек, меня охватывает страх, что он не настоящий. Что это какое-то чудовище, которое влезло в симпатичную людскую оболочку. Мне становится страшно просто панически. Особенно я боюсь мужчин.
Я посмотрела на напрягшегося Алекса, и быстро исправилась:
— Нет, нет, к тебе это не относится. Мы же знакомы сто пятьсот лет уже. Но обычно в последние несколько месяцев, когда ко мне обращается незнакомый мужчина, меня пробивает холодный пот, руки и ноги становятся ватными, горло перехватывает спазм. Я не могу ни пошевелиться, ни сказать что-либо. Да, не смотрите на меня! Я сама понимаю, что это полная чушь, с чудовищем. Глупость полная. Но что я могу с этим поделать? Все люди, даже взрослые, боятся кого-то под кроватью, когда остаются одни в темноте, начитавшись перед сном нового романа Стивена Кинга. Хотя твердо знают, что «того, кто сидит под кроватью, и хочет тебя схватить» не существует.
Алекс протянул нерешительно:
— Я, наверное, не боюсь кого-то под кроватью.
— Это потому, что ты сразу засыпаешь, — толкнула его ладонью в бок Лия, и посмотрела на меня широко открытыми глазами:
— А как ты вообще сюда добралась?
Я вспомнила только свой последний шаг. Как забилась в самый дальний угол электрички. После мучительного шума аэропорта, я просто наслаждалась малолюдностью вагона, всего два или три человека сидели где-то далеко от меня. Натянутые нервы, видимо, расслабились, стало болезненно сонно. И, вытаскивая себя из затягивающего сна усилием воли, я смотрела в окно сквозь ослепительное солнце. На непривычные взгляду пальмы, ютившиеся по склонам гор городки, белые арки и мосты, что проносились мимо моего уплывающего взгляда, на голубую полосу уже осеннего моря. На все это смотрела я, а в голове, как заезженная пластинка крутилось:
Если выпало в империи родиться,
Лучше жить в провинции, у моря....
Ком давил. Давил, давил горло.... И я всматривалась в эту прекрасную солнечную даль, все ещё надеясь, что он не послал своих демонов вслед за мной....
— Билет я брала по интернету, где-то, я не помню где именно, один раз мне стало очень плохо. Может, в самолете, может, на улице. Тогда даже, кажется, потеряла сознание. Кто-то сунул мне под нос ватку с нашатырем, я очнулась. Но лица вокруг сливались в одно серое пятно, не знаю, кто это был. В смысле, кто привел меня в чувство. Я просто шла, шла, шла дальше. Куда-то садилась, кому-то показывала билеты, паспорт. На каком-то автомате. Я вообще плохо помню, как добралась до вас.
— Ты приехала в ужасном состоянии, — призналась Лия. — Вся в холодном поту, глаза воспаленные и в то же время провалившиеся. Такие тени под ними, черные-черные. Мы тебя сразу положили спать, и ты спала сутки. Ночью кричала жутко, я тебя будила, поила водой с валосердином, ты пила, засыпала и опять кричала. О каких-то чудовищах, которые преследуют тебя. О том, чтобы Генрих оставил тебя в покое. Кстати, кто такой этот ужасный Генрих?