— Почему тут совсем не слышно, как поют птицы? — но что ответил мне Шаэль, и ответил ли он вообще, я не помню, так как сразу снова отключилась.
Когда казалось, я больше не вытерплю и шага этого пути, Шаэль остановился и, чуть перехваченным дыханием произнес:
— Мы пришли. Лиза.
Слова донеслись до моего сознания, как сквозь сон, я ничего не смогла ответить, и не смогла открыть глаз. Только почувствовала, что он подхватил меня осторожно на руки, и все сущее опять стремительно закрутилось в воронку по ту сторону сознания.
Глава одиннадцатая. Генрих. За год до событий в Аштараке.
Борьба за близкого человека в некоторых случаях неминуемо переходит в борьбу с близким человеком.
Если кто-то считает, что скандалы — это непременные атрибуты семейной жизни, то может, он и прав. Но в корне не прав тот, кто считает, что они не оставляют никаких последствий. По-моему, нельзя жить, как раньше, если ты видел свою половину с перекошенным от гнева лицом, кидающую в тебя обидные, бьющие по самому больному, слова. Разве можно забыть, что любимый человек может намеренно причинить тебе боль? С этим ощущением загнанного вглубь твоей сущности, скорчившегося в комочек зверька ожидания боли, приходится жить дальше, но это совсем не значит, что его нет. Можно сделать такой вид, но это все равно будет жить в тебе, и вскидывать руки в непроизвольной защитной реакции, как только твоя половина вдруг повысит голос. И это уже не ты. Это защищается зверек ожидания боли.
Так было со мной. После ухода Берты, которая гостила у нас больше недели, я уже не могла спать раздетой. Плотная флисовая пижама стала моим непременным ночным одеянием. Чувство опасности не покидало меня, как бы я ни уговаривала зверька ожидания боли, что это был нервный срыв, и Влад на самом деле, очень хороший человек, мое подсознание не верило мне. Зверек заставлял меня собрать сумку с вещами первой необходимости и держать её спрятанной от мужа в шкафу. Он же заставлял меня засыпать, спрятав под подушку мобильник, паспорт и пластиковую карту. Зверек не доверял моему мужу, все время держал меня в напряженной готовности ожидания боли. И подсказывал, что делать, чтобы свести её к минимуму.
Я старалась, конечно, делать вид, что ничего не случилось.
— Подумаешь, в каждой семье бывают ссоры, — сказал как-то Влад, когда я попыталась поговорить с ним откровенно. К этому времени жгучее ощущение несчастья уже как-то рассеялось в хороших днях, которые шли чередой один за другим. Его ответ дал мне понять, что разговаривать с ним на эту тему бесполезно, просто потому, что он не понимает, что происходит, не видит черноту, сгущающуюся в окружающем пространстве, когда в нем просыпается очередной демон.
Я стала задумываться над многими вещами, которые раньше не приходили мне в голову. Например, о том, почему у Влада нет друзей? В смысле, они есть, с кем-то он перезванивается время от времени, но как-то очень неохотно рассказывает о них. Почему Влад так часто меняет место работы, и рассказывает о своих делах с каким-то недоумением. Он был хороший профессионал, но что-то заставляло людей сторониться его, и работодатели, сначала принимающие его с восторгом, через несколько месяцев пытались избавиться любым благовидным способом. Я знала, что Влад был женат уже до меня, но о прошлой жене он говорил с какой-то странной ненавистью, и я так и не поняла, что же у него там произошло. Хотя очень старалась. Сначала. Я пыталась вытянуть его на разговор, но стала эти попытки делать все реже и реже.
— Однажды я проснулся от того, что она опустила со всей дури мне голову вазу с цветами, которые я ей подарил, представляешь? Разбила мне голову, дрянь, — такие были воспоминания Влада о его прошлой семейной жизни.
Мне же хотелось обезопасить от недоразумений свою семейную жизнь, а не слушать о том, что бывшая жена была сука и пыталась его убить.
Наверное, в каждых отношениях наступает момент «сбрасывания розовых очков», но в моей конкретной ситуации он был каким-то чересчур уж жестким. Хотя Владу казалось, что у нас все просто замечательно.
— Я люблю тебя, — говорил он с неизменной страстью и потаенной горечью на все мои попытки поговорить о том, что с ним и с нами вообще происходит, откровенно. Это вечное неистовое «я люблю тебя» было началом и венцом всему, что случалось в нашей маленькой семье. И словно давало ему право делать со мной все, что угодно.