Она стала истерично орать, дёргаясь так, что мне казалось, стол не выдержит такого буйства. Этого в мои планы явно не входило. Пришлось брать шуруповерт и несколько раз крутануть им возле лица куртизанки. Когда возле твоего глаза вращается сверло, противно металлически стрекоча, а чувак в противогазе прикладывает палец к морде, без слов объясняет, что нужно вести себя тише, не до буйств. Девушка сразу замолкла, только тихонька всхлипывая. Может это как-то её успокоило? Вряд ли!
Взял ручку-скальпель, сделал ещё пару надрезов. Она пронзительно закричала (замычала). Не удержавшись от удовольствия и охватившей меня жажды, сдвинув противогаз, припал к ране.
То что я выпил было несравненно. Кровь сводила с ума, доводила до безумия, дурманила, опьяняла.
У меня появилось совершенно серьёзное желание расчленить куртизанку, разделать её как молочного поросенка. Это ужасно, чудовищно, но… если быть до конца честным мне это нравилось.
«Её здесь никто не найдет», — в исступлении прошептал охваченный яростью разум. — «Её и искать то не будут. Кому нужна очередная блядь? Давай!»
«Стой! Оно тебе надо?» — встрял неожиданно вернувшийся рассудок. — «Ну его нах…, не порть настроение ни себе, ни этой милой девушке».
«Она всего лишь шлюха!» — бешено завопила ярость. — «Кому она нужна? Глупая тварь!»
Вот стою я над изрезанной проституткой, с ножом в руках, с противогазом на морде и думаю: «Резать? Не резать? Расчленить? Не расчленять?» Как с шампанским. Если его открыть, надо пить всё сразу, а то оно выдохнется и станнит невкусным.
Она просила, умоляла, что-то рассказывала, но я её не слышал, не слушал.
Почти идеальный пример:
Вы — фермер. К Вам в гости должен приехать, например брат. Идёте, ловите самую откормленную индюшку и… и тут вспоминаете что родственники обещал приехать в понедельник, но не уточнил в какой. На этой недели или наследующей? Ступор. Резать индюшку или нет? Во задачка. Надо звонить братцу и уточнять… или просто зарезать и не париться? Индюшка, конечно, что-то кудахчет, наверняка просит, не запекать её с чесноком и луком, а ещё смилостивится и сохранить одну никчемную птичью жизнь. Но понятно, Вы, т.е. фермер медлит с расправой совершенно по иной причине. Не жалость, не страх, не отвращение, не, тем более, уговоры индюшки тут ни при чём. Фермеру не хотелось терять откормленную птичку в своём хозяйстве, меня останавливали остатки морали, проступавшие сквозь безумие ярости.
Стою я и думаю. Девица истекает кровью, что-то мычит.
«Как делаем? Расчленяем или одним куском?» — заискивающе спросила ярость. — «С чего начнем? С ног, рук… или отрежем ухо? Давай! Можно пальчики подробить молотком! Давай, а?»
«Слушай, мож ну её?» — робко вмешался разум.
«Реж вначале мизинец, потом безымянный! Мочка уха вообще класс!» — не унималась ярость.
«Напейся и уйди. Так правильней будет», — сознание звучало всё отчетливее, это не могло не радовать.
«Заткнись! Кого ты вообще слушаешь? Я те говорю, один мизинчик. Малюсенький такой. Сколько он вообще весит? Сто грамм? Даже меньше! Кто им вообще пользуется? Уж точно не она! Она что пианистка? Может стенографистка? Даже не иллюзионистка! Она — блядь! Шлюха! Дрочить клиентам можно и без мизинца! Режем!»
Если б я успел сделать, хотя бы ещё один надрез. Малюсенький, совсем крошечный, запах свежей крови убил бы девицу, выдав разуму белеет в один конец.
Внимательно посмотрел на исполосованную, кровоточащую жертву. Она рыдала и тихонько скулила, как побитая дворняга. Стало неуютно. Даже испепеляющая меня ярость отступила под взглядом молящих о пощаде глаз. Уже без жажды я насытился и решил, погасив девицу, убраться восвояси.
Довольно поздно. Времени оставалось всё меньше. Выезжать нужно было немедленно, тогда до «F» добрался бы к рассвету.
Представление окончено, актеры свободны.
Срезал с мученицы веревки, обработал раны зелёнкой и перекисью, забинтовал и бережно укутал пледом.
Действо, которое я с такой, не побоюсь этого слова, маниакальной тщательностью готовил, окончилось за какой-то неполный час. Таков удел любого шоу. Долго готовишься, а потом… раз и всё. Занавес!
Некоторые представления требуют долгих лет подготовок, чтобы зритель за время действа ни разу не смог оторвать от сцены взора.
Год ради часа.
Спортсмен тратит годы жизни на тренировки, чтобы стать лучшим. Бегунов — много, а Олимпийских чемпионов — мало. Тренируешься десять, пятнадцать лет. Безвылазно, каждый день в поте лица и только второй… третий… тридцать третий… триста третий… Обидно хоть в петлю лезь.
А с книгой? Всю жизнь человек пишет, стремится, работает, чтобы создать очередной бестселлер. Каковы его шансы на успех? Булгаков писал «Мастера и Маргариту» одиннадцать лет. Роман прошёл пять редакций и получился шедевр. Почти сотня лет прошла, а произведение до сих пор актуально.
Я пишу свой покаяние уже третий год. По разным причинам, обстоятельствам, сложностям. Для чего? Неужели для того, чтоб люди (например Вы) потратили на это несколько часов своей драгоценной жизни, а потом удалил файл с компа? Разве для этого я трачу часы, дни, недели, месяцы… для этого каюсь?