— Клаус, это же Хэллоуин, — наиграно тяжело вздохнула она, — У нас трое детей, ты можешь быть не таким Скруджем?
— Сейчас не Рождество, дорогуша, — хмыкнул Майклсон, ловко подметив её промах, — Неудачное сравнение.
Кэролайн закатила глаза, предусмотрительно прикусив свой острый язычок, понимая, что в словесной перепалке с ним у неё нет шансов. Как вообще можно спорить с этой ходячей энциклопедией, которая знает всё на свете?
— Ну вот, — придирчиво оглядев результат своих трудов, заключила Кэролайн, довольно улыбнувшись, — Готово.
— Я получу сегодня поцелуй от коварной ведьмы? — многозначительно посмотрев на её остроконечную шляпу и старомодный корсет, невинно поинтересовался Клаус, обхватив её бедра руками и чуть сжав их, срывая тихий стон с её губ.
— Хоть сто, если ты не будешь бурчать как вечно недовольный жизнью старикашка, — усмехнулась Кэролайн, склоняясь к нему ближе и касаясь своими губами его губ, мягко и игриво, вынуждая его довольно улыбнуться и чуть смягчиться.
Клаус тут же притянул её к себе, усадив сверху, зарываясь пальцами в шелковистые волосы, уложенные в аккуратные локоны, нервным движением скидывая глупую шляпу с её головы и тут же углубляя поцелуй, страстно сплетаясь с её языком, поглощая всю её этим жгучим поцелуем.
— Фу-у-у-у, — раздались синхронно три детских голоска, вынудившие взрослых резко отстраниться друг от друга и перевести взгляд на три хитрых личика, во всю наблюдающих за ними. — Они слюнявятся, — протянули девочки, переглянувшись между собой, и смешно скривились.
Увидев это, Кэролайн заливисто засмеялась, пряча голову у него на груди и ощущая, как его тело трясется в беззвучном смехе, а сильные руки обвивают её талию, крепко обнимая, даря ощущение безопасности и безграничного счастья, наполненного семейным теплом.
========== Love full of pain (Клаус/Ребекка) ==========
Грань между тем, что приносит нам боль и что поддерживает нас, гораздо тоньше, чем можно подумать. И этой самой гранью, причиняющей умело боль и возносящей на вершину блаженства, была она. Та, чей голос он так отчётливо сейчас слышал в темноте, беззвучно ступая по их следу, загоняя всё глубже и глубже в лес, улавливая запах их страха. Её страха, отчего-то ставшего для него усладой, словно выдержанное в дубовых бочках вино. Такое насыщенное и терпкое, дарящее неповторимое послевкусие и распаляющее голод, вызывающее жажду крови, её и того ублюдка, кто посмел её отнять.
Он слышал беспокойный стук их сердец, тревожный шёпот, живо представляя тот момент, когда вырвет её предательское и лживое сердце из груди, так же как она поступила с ним, оставив на грязном полу психбольницы с клинком в груди, дарящем агонию, которая ей покажется лёгким отдыхом, перед тем, как он покажет ей все оттенки боли, заставив мучиться от каждого вздоха.
Его дражайшая Ребекка, его любимая сестра, стала той, кто сумел причинить ему боль. Адскую. Нестерпимую. Незабываемую. Ранее не испытанную. Клаус навсегда запомнит ту жуткую секунду, когда узрел правду. Именно Ребекка была той, кто привела Майкла в город. Она предала свою семью, поставив их жизни под удар, лишила его дома, сына, чьё сердце забрала в свои коварные сети, лишь для того, чтобы быть вместе с очередным — недостойным — её мужчиной.
А ведь он даже позволил ей тогда быть счастливой, по глупости решив, что хватит уже причинять ей боль. Пора отпустить. Пора позволить ей обрести своё собственное всегда и навечно с другим, избавив от столь омерзительной связи с братом, великодушно позволив ей забыть о тех жарких ночах, о грубых поцелуях, распаляющих страсть своей запретностью ещё больше. Впервые Клаус готов был пойти на жертву и так нещадно поплатился за это.
— Пожалуйста, — всхлипнула Ребекка, замерев посреди поляны, как только её брат показался из-за деревьев, пятясь назад и уповая, что сил у Марселя хватит, чтобы хоть ненадолго замедлить его, хотя бы на чуть-чуть, чтобы выиграть время, лишь пару секунд хватит.