Мало того, на праздничный ужин Лорд Малфой пригласил друзей Гарри - Рона и Гермиону. У Рона глаза разбежались от великолепия Малфой-мэнора. За ужином он мёл всё подряд, пользуясь одной лишь ложкой. А потом, напившись, заснул лицом в тарелке к великой радости Драко, который весь вечер развлекался, наблюдая плебейские повадки рыжего нищеброда.
Гермиона целый вечер беседовала с Люциусом о тяжёлой доле домашних эльфов, о своих планах по их освобождению, о своей организации ГАВНЭ, и о подобных важных вещах. Люциус с серьёзным видом слушал, изредка вежливо вставляя: «Неужели? Как интересно… Что вы говорите?»
А леди Нарцисса на прощание ласково погладила Гермиону по голове, пробормотав: «Бедная девочка…», и подарила книжку «Домашние эльфы. Философия и практика содержания».
У Дурслей никаких дней рождения Гарри никогда не праздновал. Так что, грех жаловаться!
Поэтому Гарри, немного поскандалив просто для порядка, взялся за портключ вместе с Люциусом и очутился возле кованых ворот Хогвартса, которые гостеприимно распахнулись перед ними.
Люциус сразу же отправился на восьмой этаж, где его ждали бригадир гоблинов-строителей и маг, накладывающий чары. Маг оказался специалистом высочайшего класса.
Он не только запретил Выручай-комнате наколдовывать спиртное и сигареты по требованию распущенных студентов, но и принял меры пожарной безопасности. Теперь при малейшем задымлении раздавалась оглушающая сирена, а в комнате автоматически срабатывало заклинание Агуаменти Максимум, которое перемещало потоки воды из озера в помещение.
А Гарри отправился в кабинет директора. Горгулья как-то презрительно фыркнула на него, но дверь открыла.
В огромном кабинете Дамблдора собрались почти все учителя. Даже Сибилла Трелони беспокойно крутилась на стуле, глядя на присутствующих сквозь свои стрекозиные очки. Взгляд у неё был почти трезвым. Это был настоящий педсовет.
Гарри остановился посреди кабинета. Его молча разглядывали. Тишина была какой-то давящей.
- Я поздравляю вас, мистер Поттер, - вдруг заявил портрет Найджелуса Блэка.
- Гарри, дорогой мой, это правда, что Том вручил тебе почётную грамоту? – с восторженным любопытством спросил Гораций Слагхорн. – Ты не представляешь себе, какая это честь! Помню, последний раз он вручал подобную грамоту молодому Северусу. Не хочешь присоединиться к моему Клубу Слизней? Хм-м…- профессор зелий бросил взгляд на мрачного Дамблдора и поперхнулся.
- Гарри, это правда, что ты помог побегу заключённых из Азкабана? – строго спросила Минерва МакГонагалл.
- Это не я… Это дементор виноват, - перепугался гриффиндорец, удивляясь, откуда всем всё известно. Впрочем, наверняка, у Ордена Феникса кроме дезертировавшего Снейпа были и другие шпионы.
Гарри посмотрел на Дамблдора. Никогда ещё он не видел директора таким суровым. Куда исчез добрый дедушка с ласковым взглядом из-под очков-половинок, каким он всегда представлялся юноше?
- Гарри, ты проработал два месяца в логове врага. И тебе не удалось причинить ни малейшего вреда этим тёмным магам! – загремел Дамблдор. – Я уж не говорю о том, чтобы выполнить предсказание?
Поттер вздохнул. Единственная попытка причинить вред с помощью Аластора Грюма закончилась массовым побегом Упиванцев из тюрьмы и увольнением из Аврората самого Грюма. Он внезапно разозлился. Какого чёрта все семь лет от него ждут каких-то подвигов?
- Я даже не знаю, что это за предсказание, господин директор, - сказал он. – Вы бы хоть раз произнесли бы его дословно. Я имею право знать!
Дамблдор хотел что-то сказать, но передумал. Он вдруг с ужасом понял, что практически не помнит предсказания Трелони. Да и как упомнить бессвязную болтовню этой пьянчужки? Он тогда в «Кабаньей голове» и сам был не совсем трезвым. Они с Сибиллой уединились в отдельном номере. Только он собрался завалить её на кровать и стянуть трусики, она вдруг начала бормотать что-то жутким голосом. О рождённом в конце седьмого месяце, который представляет опасность для Тёмного Лорда. Дамблдор всё время собирался записать весь этот бред, да так и не собрался.
Раньше Дамблдор помнил наизусть предсказание, но сейчас повторить его дословно он бы не смог. Старость, склероз! Что же вы хотите, ему как-никак уже сто сорок девять лет!