Людей было много. Они все начали сливаться в два пятна в Алисиных глазах: чёрное, как большинство закутанных в хиджабы женщин, и цветное, как мужчины в белых, коричневых, красных, полосатых халатах и тюрбанах. Первые тихо бродили следом за мужчинами или стайкой сами по себе, тащили корзины со снедью, с покупками и молчали, всё время молчали. Вторые прохаживались павлинами, переговаривались с продавцами, пробовали там-сям кусочек фрукта, курагу, миндаль, потом либо кивали и получали свою покупку, либо начинали спорить — с криками, размахиванием рук, взаимными оскорблениями, насколько Алиса могла понять их гортанный язык. Из-за всего этого, из-за зазывал, из-за чирикающих прямо под ногами в проходах птиц, из-за плеска воды базар был шумным и каким-то живым, словно одно большое многорукое, многоголосое существо жило на площади перед огромной мечетью.
Амир продал трёх кобыл так быстро, что и сам обрадовался. Не ожидал, наверное, подобной скорости. Надо сказать, что лошадки были действительно хороши, за одну из них двое покупателей чуть не подрались. Слушая их горячий громкий спор, сопровождаемый резкими жестами и мимикой итальянских бандитов, Алиса чуть не померла от страха, а вот Зияд откровенно веселился, подпрыгивая рядом с ней от удовольствия и комментируя всю сцену. После продажи лошадей они втроём пообедали в маленькой палатке-чайхане при базаре, где, сидя прямо на земле, на расстеленных в несколько слоёв коврах, Алиса попробовала совершенно уникальный лукум, нежный, сладкий, тающий во рту. Такого не продавали даже в лучшей кондитерской Москвы. После лукума были газельи рожки, крохотные пирожки с абрикосом и потрясающий инжир. Всё это дело запивалось немыслимым количеством несладкого тёплого чая с мятой, и на третьей пиале Алиса взвыла волком. Она терпеть не могла этот жуткий чай, хотелось кофе, настоящего крепкого кофе с пенкой и двумя кусочками сахара… К сожалению, кофе здесь не продавали. Даже непонятно почему, ведь кофе пришёл с востока.
После перекуса притащили горшки с засахаренной вишней. Устроившись на другом краю рынка между толстым надменным торговцем коврами и весёлым старичком с кучей медных подносов, кастрюль и чайников, Амир велел сыну начинать торговлю. Парень сначала застеснялся, а потом втянулся. Его звонкий голосок, перекрикивающий соседей, вознёсся над базаром, как стайка воробьёв. Начало оказалось бойким, вишню покупали, потом, через несколько часов, покупателей стало меньше, и все немного заскучали.
Алиса вздохнула. Зияд вон счастлив, активно торгуется с теми, кто подходит к их горшкам. Работник господина тоже при деле — охраняет, чтобы чумазые мальчишки не крали вишню с блюда. А она сидит, как неприкаянная, и смотрит на людей из щёлочки между слоями платков. Скорей бы уже возвращаться в поместье, там хоть есть, чем заняться, а не бездельничать по такой удушающей жаре…
Амир подошёл сзади, наклонился и предложил Алисе:
— Пойдём прогуляемся по рядам, купим несколько мелочей!
Алиса с радостью поднялась, растирая затёкшие лодыжки:
— С радостью!
И заметив, как неодобрительно покосился на неё сосед-старичок, добавила нехотя:
— Мой господин…
Амир кивнул благосклонно и сказал вполголоса: