Голос Рене звучит как-то странно. Я на нее не смотрю. Сижу на краю кровати и изредка затягиваюсь. Она молчит. Рене начинает шуршать, я оборачиваюсь и чувствую, что она прильнула ко мне сбоку.
Бедная девчонка! Знакомы всего полдня, а она уже считает меня «своим». А стоило всего-то проявить немного доброты. Неужели так легко расположить к себе людей, если их никогда и никто не любил?
– Что такое?
Немного разворачиваюсь и приобнимаю ее рукой. Рене утыкается носом в мое плечо и подтягивает коленки поближе.
– Как же все это пережить? Ради кого? Этого хочет Алиса. Этого хочет третья. Но я не хочу… Страдать ради отца, которого я совсем не знаю. Но тогда, на площади… Его так избивали. За что?
– Он поступил так, как велело ему сердце, а не так, как приказало правительство и Валея. Лений попытался жить так, чтобы чувствовать себя счастливым. Но у него не вышло. Поверь, он через многое прошел и многое потерял. Его не стоит считать последним мерзавцем.
– Предпоследним.
– Возможно, – усмехаюсь и затягиваюсь.
– Скажи, для тебя курение – это какой-то фетиш? Изюминка? Ты не так часто куришь, просто как будто сам себя не можешь представить без сигареты в зубах.
– Ты сама выделила мне пепельницу, – киваю на тарелку, которую я оставил на подоконнике, когда пришел.
– Сервиз из нашего прошлого дома. Такой же старый, как и похороненные мечты о нормальной жизни.
– Не стоит ничего хоронить раньше времени, – говорю.
– А ты не такой мудак, как я сначала подумала, – говорит через какое-то время Рене.
– Почему это?
– Пока мы были в отключке, ты мог все что угодно сделать. Но ничего не сделал.
– Я обещал Валее, что с вами ничего не случится. Я за вас отвечаю.
Рене молчит. Я тоже. Даже не затягиваюсь. Возможно, насчет сигарет она и права. Надо подумать над этим. Но не сегодня.
Мы сидим несколько минут в тишине, потом я поднимаюсь и говорю:
– Жду тебя внизу по готовности. Нам скоро нужно быть у Валеи, так что не затягивай.
– Ладно, – слышу ответ Рене за спиной.
Беру свою импровизированную пепельницу и спускаюсь на кухню. Медленно подогреваю еду, раскладываю ее по тарелкам, завариваю чай. Беру кружку и начинаю пить его небольшими глотками, разглядывая обломанные кусочки плитки на полу.
Рене присаживается прямо напротив меня. Придирчиво осматривает количество еды и говорит язвительно:
– Я должна все это съесть? Неужели?
Не отрываясь от чая, я киваю.
– А ты будешь что-нибудь?
Мотаю головой, ставлю кружку на стол и отвечаю:
– Только чай. Если тебя будут морить голодом в течение нескольких дней, то этот завтрак ты будешь помнить еще очень долго. Поверь.
– Ладно, – нехотя говорит Рене и начинает разрезать кусок мяса ножом, – только у меня вопрос.
– Давай.