☆☆☆
Хань проснулся за полчаса до рассвета и неохотно приоткрыл глаза, чтобы оценить густоту сумерек за окном. Не смог, потому что наткнулся взглядом на странного гостя. Тот лежал на его кровати, вытянувшись на животе и сложив руки перед собой. И смотрел на Ханя в упор.
Хань не отшатнулся исключительно потому, что незнакомец не двигался, словно не желал напугать его. Разумно, потому что пугали одни только глаза. Вроде бы обычные, тёмные, но что-то с ними было не так. И Хань никак не мог поймать эту ускользающую деталь, чтобы понять, в чём тут дело.
― Странно, что ты художник, ― пробормотал гость.
― И что в этом странного? ― Хань сердито сел, скомкал простыни и прижал к себе. И принялся без стеснения разглядывать смуглого гостя. Стоило воспользоваться случаем, ведь гость не носил одежду. Пока что. И Хань не стеснялся просто потому, что тот поцелуй накануне… после такого уже казалось, что у них всё случилось. Всё, что только могло случиться.
― Тебя легче представить моделью для картины, чем её творцом, ― с лёгкой улыбкой пояснил гость и лениво перевернулся на спину, отметил, что за окном стало светлее, и помрачнел.
― Всё-таки… как тебя зовут?
Гость сел на кровати, повернул голову и посмотрел на Ханя своими странными глазами.
― Ты можешь называть меня… Каем. ― Потом он просто исчез. В тот самый миг, когда первый робкий луч солнца коснулся места на кровати, где он сидел.
И Хань отчётливо подумал вдруг, что это исчезла пришедшая за ним смерть.
Смерть ушла.
На время.
☆☆☆
Хань целый день провёл у натянутого на раму холста. Весь перепачкался, сделал много, но результат ему опять не нравился.
Кай появился на закате. Возник из ниоткуда за спиной Ханя, едва последние лучи солнца покинули студию. Обнажённое смуглое тело, тёмные волосы свешивались до самых глаз, полные губы красивого рисунка и резкие черты лица. Простой и строгий облик. Хань нарисовал бы его с лёгкостью. Ничего особенного, если не считать его мистическую теневую природу и загадочную странность с глазами.
― Опять паршиво вышло, да? Композиция, как и задумка, хороши, но только посмотри на это жуткое воплощение… Мне кажется, я здорово потерял в технике. Может, попробовать сфумато? ― Хань повернулся к Каю и только тогда заметил, что всё это время Кай не сводил с него глаз ― картина Кая словно вовсе не интересовала. ― Что?
― Ничего. ― Едва заметная улыбка на сочных губах и опущенные ресницы, за которыми уже ничего не различить. И знакомый поцелуй ― сначала сухой, потом ― затягивающий. Хань широко распахнул глаза, изо всех сил сопротивляясь удовольствию и волнам экстаза, поднимавшимся словно из самой глубины его сущности.
И он это увидел.
Увидел прижатую к холсту правую ладонь Кая, увидел тёмно-фиолетовые туманные ленты-змейки ― они оплетали руку Кая и убегали к картине, терялись в ней, оживляли, меняли, превращали в то, что Хань держал в голове, когда работал над ней. Кай как будто нашёл в памяти Ханя этот образ и сейчас вытягивал из него как воспоминания, так и все чувства, что Хань вложил в этот образ. Кай воровал его фантазии и увековечивал их в холсте.
Мощный оргазм, подкашивающиеся от сокрушительной слабости ноги, разорванный поцелуй и новый шедевр, ограниченный рабочей простой рамой из тонких сосновых планок. Хань заглянул глубоко в тёмные глаза Кая и различил там вертикальные зрачки.
― Кто ты?
― Никто.
― Ты… ты убьёшь меня?
― Хорошо, что ты такой умный и не истеришь понапрасну. Я должен. Всякий раз, когда ты будешь использовать это… ― Карандаш перед глазами. ― Всякий раз часть тебя будет уходить в картину. Ну и мне будут перепадать кое-какие крохи.
― Пока ничего не останется? ― догадался о продолжении Хань и обхватил ладонью карандаш.
Кай молча кивнул, разглядывая его губы. Осторожное прикосновение ― кончиком пальца.
― Тебе стоило стать моделью, а не художником, ― с заметным сожалением произнёс Кай.
― У меня ведь уже есть две картины. Можно остановиться на них. Пока.
Кай покачал головой.
― Ты ведь хочешь писать картины, я прав? Это ― твоя страсть и твоё искреннее желание. Ты любишь свои картины, поэтому я могу делать это ― одевать образы на холсте в твою любовь.
― Без этих проклятых карандашей я всё равно не могу. Я ничего не могу, какой же я тогда художник? ― Хань аккуратно сложил карандаши в коробку и закрыл её.