***
Добравшись до машины, он почти что запрыгнул в салон и погнал в город.
В голове всё перемешалось: умерший Димка, его свежая могила, странный сторож, чёрный силуэт из его истории, Лера…
Если жизнь и дальше продолжит подкидывать такие совпадения-сюрпризы, ему точно придётся обращаться к психиатру. А этого музыканту более, чем не хотелось. Оно ведь как в шоу-бизнесе: стоит пациенту-знаменитости выйти из кабинета, как добрый доктор уже звонит журналисту и продаёт ему снимки и прочую «любопытную информацию».
Наутро газеты запестрят убогими: «Тальков посещает психиатра», «Популярному рок-музыканту мерещатся призраки».
Думая об этом, Игорь нервно рассмеялся и даже ударил по рулю кулаком.
Хватит ему разборок с коммунистами, которые истерят в его сторону разномастными словами. Хватит ему проклятой продажной власти, которой он ещё посвятит пару «ласковых песен». Если в прессу прольётся его посещение психиатра — карьере конец. И вся масса песен останется не спетой.
Этого Тальков допустить совершенно не мог.
Потому оставалось разбираться самому.
Музыкант поехал к музыкальному клубу «Синий глобус».
Припарковав машину, он вошёл в полутёмный зал, где за столиками сидели редкие посетители. Ему не хотелось ехать в пустую квартиру. Хотелось побыть среди людей. Просто посидеть и, быть может, пописать песни. Внутри бесновалась тревожная печаль и её можно было передать в строки.
Засев за дальний столик, Игорь заказал эскалоп с картошкой и апельсиновый сок.
Закурив, достал из кармана куртки ручку и блокнот. Принялся писать.
«Я мечтаю вернуться с войны,
На которой родился и рос.
На руинах нищей страны,
Под дождями из слёз…».
Первое четверостишие далось легко. Игорь сам удивился этому. Поставив троеточие, пробежался взглядом по написанному.
— А что думаете о Достоевском? Он для вас тоже «слишком мрачен»? — громкий голос привлёк внимание Талькова.
Подняв голову, он увидел группу людей, располагающихся за соседним столиком. Трое мужчин и дама.
Женщина была облачена в приталенное чёрное платье в пол. Её чернильные кудри спадали на плечи. Лица было не рассмотреть, поскольку она села спиной к певцу.
Напротив расположился бледный статный мужчина в коричневом старомодном костюме и атласной рубашке. Причёсан он был по пробору, русые волосы были слегка прилизаны. Крупный ровный нос, блестящие серо-зелёные глаза, тонкие губы и красивые длинные пальцы пианиста — этим и бросался в глаза незнакомец. Несмотря на симпатичные «исходные данные», было в нём нечто странное, слишком медлительное. Он долго усаживался за стол, как-то странно посматривая на женщину. Старомодный наряд смотрелся совершенно нелепо. Так и хотелось спросить: «Ты с кого это снял, с прадедушки?».
Двое других мужчин выглядели солидно: чёрные строгие костюмы и седые бороды. Они были похожи как братья, только один носил густую чёрную шевелюру, а второй был почти лысым.
— Западная литература увлечена ныне многосторонним исследованием «отчуждения», Достоевский же не только ставил эту проблему, а также шел в ее художественном анализе за пределы экономической сферы — к отдаленнейшим формам психологического и духовного отчуждения человека от человека. Он изобразил буржуазную «идею» в ее крайней, предельной, фантастически завершенной форме. Удивительно ли, что его произведения сохранили жгуче-живое значение для художников, изображающих гибнущее общество, в котором буржуазная «идея» в ее крайней, предельной, фантастически завершенной форме стала явью; Достоевский доводил реальное до степени неправдоподобного, в современном капитализме неправдоподобное сделалось реальным. — отозвался тот, что был одет в старомодное, — без философских рассуждений Достоевского литература российская была бы скудна.
Игорь невольно заслушался. Он любил рассуждать об истории и литературе. А этот человек, казалось, знал немало. И любил это же.
Незнакомец, черты лица которого вдруг показались Игорю отдалённо знакомыми, вдруг посмотрел прямо в глаза певцу.
Тот кашлянул и потушил сигарету в пепельнице.
— А вы согласны со мной? — едва заметно улыбнувшись, спросил «старомодный».
— В целом, да. Согласен, — снова глядя на свой начатый стих, мимоходом ответил Тальков.
— Лаконичность — это хорошо. И стихи у вас хорошие.
Игорь посмотрел на мужчину исподлобья. Тот криво ухмыльнулся, глаза его было словно пусты. Но что-то в них явственно плескалось… интерес?
«Где я его видел?» — напряжённо подумал Игорь, скользя взглядом по привлекательному лицу.
Спутники незнакомца общались с официанткой и не обращали на них никакого внимания.
— Только я не считаю Советский Союз столь бездарным, — добавил незнакомец.