— Помогите! Помогите! Здесь женщине плохо!
Я поспешил на крик.
Марина лежала на свеженасыпанной могиле ничком, на моих розах. Около неё суетилась какая-то старушка, но ничего сделать не могла. Я подбежал, перевернул Марину на спину. Она была в обмороке. Подняв её на руки, побежал с ней к машине.
Быстро открыв машину, я посадил Марину на заднее сидение, достал из аптечки нашатырь и поднёс открытую склянку к носу. Марина тяжело вздохнула. Тогда, намочив свой носовой платок нашатырём, я протёр ей этим платком виски. Она открыла глаза и с удивлением посмотрела на меня:
— Что случилось?
— Вы упали в обморок на могилу. Я принёс Вас обратно в машину. Как Вы сейчас себя чувствуете?
— Голова кружится и трудно дышать, — пробормотала она.
— Так! Сейчас я отвезу Вас в приёмное отделении неотложки. Вам нужен врач. — строго сказал я.
— Нет, только не в больницу, только не туда. Куда угодно, только не туда…
— Хорошо. Тогда я знаю, куда мы едем, — я сел за руль и поехал к своему дому.
Марина, похоже, опять отключилась, пока мы ехали. Я видел в зеркало заднего обзора, что она то открывала, то закрывала глаза.
Я достал сотовый и набрал номер мамы:
— Мам, это я. Еду домой. Я не один… Да, мама, с ней. Ты можешь позвонить Лилии Дмитриевне и попросить её зайти к нам? Да, мама, всё очень серьезно. Спасибо.
Я остановил машину около своего дома, подошёл в задней двери машины. Открыл её и опять взял Марину на руки. Она прижалась к моей груди и обвила одной рукой мою шею; кажется, ей было так плохо, что она была не в силах даже слово сказать.
Дверь в дом была не заперта. Я ногой открыл её и понёс Марину на второй этаж в гостевую комнату. Там положил женщину на кровать, помог снять куртку и сапоги, размотал шарф. Сам сел рядом в кресло и стал ждать врача. Именно про него я звонил своей маме.
Лилия Дмитриевна приехала через полчаса. Я услышал, как внизу хлопнула дверь, вышел на площадку второго этажа и позвал:
-Лидия Дмитриевна, мы здесь! Здравствуйте.
Врач поднялась ко мне.
Я быстро посвятил её в ситуацию. Она понимающе покивала и прошла в комнату. Там я помог ей снять пальто и подержал её саквояж, пока она ходила в ванную, мыла и вытирала руки.
Вернувшись, сказала:
-Виктор, выйди, пожалуйста. Мне надо осмотреть пациентку.
Я опять вышел на площадку, облокотился о перила и стал ждать.
Чем дольше тянулось ожидание, тем больше я нервничал. Чем больше я нервничал, тем больше сам себя накручивал и злился.
Наконец, доктор вышла.
— Ну, что?
— Нервный срыв и истощение на фоне бессонницы. Ей просто надо нормально питаться, отдыхать, и, главное, выспаться. И, желательно, не дома, где всё только усугубляет её состояние.
— Понятно, — сказала доктор.
Вот за что я её любил, так это за понимание и умение не задавать лишних любопытных вопросов и не давать глупые советы.
— Значит, она останется здесь, — и всё.
Я помог ей одеться, оплатил прием наличными и проводил до машины. Мы попрощались, и она уехала, сказав, что я могу звонить ей в любое время, если что-то случится.
Сам поднялся к Марине. Она спала.
Я сел в кресло около её кровати; в голове моей было, как поется в одной старой недоброй песне, прохладно и пусто. Но потом пришли слова новой песни:
Возле камня стоишь, где скрестились три вечных пути.
Что имел, то всё в прошлом. Что дальше? Куда же идти?
У подножия камня свернулась злодейка-змея.
Осторожнее, путник! Не то смерть коснётся тебя.
Чёрный ворон кружит, дожидаясь, куда ты пойдёшь,
Иль коня потеряешь, иль сам навсегда пропадёшь…