Я позвала лакея, приказала подать карету. Вы проводили меня до неё, поцеловали руку и захлопнули дверцу. Лошади тронулись. Я откинулась на подушки и зарыдала. По приезде домой я несколько раз порывалась послать Вам со слугой записку: „Игра без правил? Я согласна“, но гордость взяла вверх. И письмо осталось только в моём воспалённом воображении, я почему-то решила для себя, что теперь Ваш ход или Судьбы…»
Женщина устало отложила перо, перечитала написанное и задумалась, а бал ли был всполохом этого сумасшествия, или всё началось намного раньше, просто никто не обратил внимание на несущественные штрихи в прошлом?!
___
* Мои стихи
========== Глава десятая. Шаг второй ==========
POV автор
Опять подошёл слуга, налил в чашку чаю, положил на блюдечко пирожок и три клубнички. Наклонился к барыне и произнёс: «Елизавета Петровна, ну, откушайте хоть немного!».
Барыня подняла глаза, печально посмотрела на слугу и ответила: — Хорошо, Егор, я поем. Не беспокойся.
И действительно откусила кусочек пирога и сделала один глоток чая. А потом погрузилась в воспоминания опять….
«Нет, не с бала всё началось. Вот память услужливо раскрывает листок со следующим воспоминанием.
День рождения Вашего друга. Гости очень весело проводили время: много дурачились, танцевали, мужчины здорово „разогрелись“ напитками. Когда мы с Вами танцевали, Вы были очень вежливы и нежны, обнимали меня мягко и легко, как хрустальный фужер.
А потом все стали расходиться по домам, и за праздничным столом мы остались вчетвером (Ваш друг со своей дамой — напротив нас и мы с Вами — рядом). Они обнимались и целовались, совершенно не обращая на нас никакого внимания. И тут я почувствовала, что воздух вокруг нас засветился и зазвенел от сдерживаемого желания.
То ли Вам стало завидно, глядя на них, то ли Вы действительно этого захотели, но в какую-то секунду Вы обняли меня, развернули к себе и нежно поцеловали в губы.
Я почувствовала, что мне очень удобно и уютно в Ваших сильных и тёплых руках. Я нежно коснулась языком Ваших губ и почувствовала вкус и запах черной смородины (перед этим Вы пили настойку чёрной смородины на коньяке).
Мне вдруг стало прохладно, и я пыталась буквально закутаться в Ваши руки. Вы спросили: „Вы замёрзли?“ и сильнее обняли меня. Я прижалась к Вам, и так мы сидели до того момента, когда вошёл мой муж, выходивший обсудить какие-то дела с кем-то из отъезжающих гостей. Вы быстро убрали руки. Муж сел с другой стороны от меня, и мы продолжили пить чай…
От этой встречи осталось лишь стихотворение, написанной мной тою же ночью:
Твои губы пахли смородиной.
И на вкус были сочно-кислы.
Танец. Свечи. Ночь, словно мир иной.
Поцелуи быстрЫ и нежны.
Тяжесть теплых рук на моих плечах.
И звенящая грусть тишины.
Лечит боль меня. И лицо в слезах.
Мне остались лишь вещие сны.
А потом в ночи мерный стук колёс.
И молчанья крик: „Подожди!“
Радость ты забрал и с собой унёс.
Только слёзы, боль впереди.* „
Женщина допила чай, доела пирожок и клубнику. Потом взяла обеими руками фотографию, лежащую в дневнике, и замерла, глядя на неё.
На фотографии у белого рояля, обернувшись к фотографу, сидел светловолосый мужчина средних лет, одетый во всё белое. Несмотря на то, что он сидел, было видно, что он — довольно высокий и поджарый. Не красавец, но было что-то притягательное в его лице. Он улыбался, и от этого в глазах застыло выражение проказливого весёлого бесёнка. В мужчине чувствовались уверенность, скрытая сила и природный шарм.
В петлицу белого смокинга была вдета алая роза. Руки замерли на клавишах.
Но, казалось, если прислушаться, можно услышать затихающий последний аккорд.
Женщина даже помнила что он тогда исполнял — Дебюсси ‚Лунный свет‘. А потом подошёл к ней и спросил, понравилось ли ей его исполнение. Она ответила, что это произведение ей в принципе нравилось, а в его интерпретации особенно. Тогда мужчина рассказал ей грустную историю возникновения этой пьесы:
‚В юности Дебюсси влюбился в дочку русской миллионерши и меценатки Надежды Филаретовны фон Мекк — восторженную красавицу Сонечку (которую маэстро обучал игре на фортепиано) и сделал ей предложение; но был отвергнут её семьей из-за своего низкого (по мнению матери Сони) положения в обществе.‘
Женщина так прониклась тогда этой историей, что дома написала стихи и затем послала их мужчине.
Льется ‚Свет‘ Дебюсси.
Свет несбывшихся грёз.
— В жены дочь? Нет, мерси.
Соня — в облаке слёз.
Целовала его
Первой в ясной ночи,
Лес и озеро, луг,
Им от счастья ключи
В лунном блеске вручив,