— Я в его возрасте не о… парнях-девочках думала, а об учебе.
— Ты была на ней зациклена. Ты вцепилась в нее как клещ. Ты хотела забыть о своей боли, заглушить ее… Это была моя, едва ли не главная ошибка. Моя — потому что после смерти твоей матери ты осталась фактически одна, и со своими проблемами и переживаниями. Я тоже тогда тонул… в пучине печали, скорби и рутинных дел. Мне нужно было прийти к тебе на помощь… Не допусти этих ошибок, пойди навстречу сыну… Он на тебя характером хоть и похож, но он совершенно другой! Ему тоже тяжело смириться… Ты ведь тоже далеко не сахар…
— Но…
— Я знаю, что ты хочешь воспитать из него хорошего человека, но он — не ты, запомни это хорошенько, если не хочешь его потерять… Он уже стал другим, если ты этого не заметила… Вообще, он как из Англии вернулся — почти я его не узнал…
— Я тоже это увидела. Судя по всему, в Англии что-то случилось, то ли с ним, то ли с кем-то еще… Я вообще хочу его более тщательно порасспросить обо всем…
— Тем более, ты должна пойти навстречу…
— Слав! — аккуратно постучалась в дверь Рогозина, — ты спишь? Можно войти?
— Нет! Не сплю, — в голосе сына все еще было слышно раздражение, — можно!
Рогозина вошла в его комнату. Ничего в ней не изменилось, кроме того, что с полки над кроватью свешивался рыжий с желтыми полосками шарф, с гербом факультета Вячеслава. Сам же парень читал какую-то книгу, лежа в постели. Но сейчас он откладывал ее на прикроватный столик.
Женщина присела на край постели. Губы Рогозина-младшего стали чуть тоньше, но он явно понял, что она пришла сюда мириться.
— Слав, я всегда желаю тебе только самого лучшего… Ты это ведь знаешь.
— Понимаю. Но только ты совсем меня не слушаешь, и не слышишь. Я ведь тоже хочу быть понятым!.. — сын опустил глаза, а его руки сжали простынь.
— Я это… понимаю… Но пойми, я же просто боюсь за тебя… Ты взрослеешь, а я уже начала забывать… а, впрочем, наверное, у меня и не было перехода из детства в юность. Скорее рывок. Я и забыла, как это — быть подростком…
— Извини, мам…
— Не за что извиняться, это скорее всего мне нужно все-таки смягчить и изменить к тебе отношение… Но и ты должен пойти ко мне навстречу. Пойми…
— Да знаю я — у тебя работа-работа и еще раз — работа. Тем более, ты глава ФЭС… Но… Мам, давай начистоту: я ведь знаю, что ты в один совершенно непрекрасный день, можешь не вернуться домой… Ты об этом когда-нибудь вообще думала?! Дед и я постепенно привыкли жить с этим страхом… Но это осознавать слишком трудно. Деду страшно за тебя, а какого будет мне, еще раз лишиться близкого человека?!
Женщина вспыхнула, но тут же прикусила язык. Сын был кругом прав: ее работа — это большой риск.
— Мам, ты боишься за нас, а мы боимся за тебя — замкнутый круг, не находишь?
— Ты прав. Я не думала о ваших с моих отцом чувствах. Я постараюсь больше не так перегибать палку, прости…
— Забыли, — протянул руку дружбы Рогозин, и Рогозина, легко рассмеявшись, пожала горячую ладонь сына.
— Слушай, Слав… Я чую, что у тебя что-то в этой школе произошло…