Горечь взяла его душу, и Уоллфрид, обхватив руками хозяина за плечи, горько разрыдался.
- Нет, Уоллфрид, нет… Не плачь… – уговаривал его мужчина, гладя слугу по растрёпанным седым волосам, длинным и шелковистым, ещё крепче прижимая его к себе. – Прости, что напомнил тебе о твоём недуге… Прости… Тихо, родной, тихо… Прости меня, что хотел запретить тебе видеться с Фреммором. Я совсем забыл, что он твой покровитель, а кроме него, из богов у тебя больше никого нет…
Тут Уоллфрид быстро отстранился от него и взглянул в глаза своему господину. И тот увидел в глазах слуги на фоне слёз искорки счастья.
- Нет, милорд, вы… неправы… – Казалось, последнее слово было совсем чуждым дворецкому, с такой неохотой и даже несколько испуганно он его произнёс. – Вы – мой бог. Настоящий бог и покровитель, да не прогневается на меня за это Великий Фреммор.
- Ах ты мой милый, – рассмеялся хозяин и поцеловал Уоллфрида в переносицу. Этот поцелуй обычно заменял словесное выражение человеческих чувств и означал: «Я горжусь тобой», что в отношениях «хозяин – слуга» приобретало особую яркость и значимость.
Уоллфрид преклонил седовласую голову перед своим господином.
- Благодарю вас, сэр лорд Лайтенвуд, но я послушаюсь вашего совета и постараюсь пореже общаться с Великим Фреммором. Но сегодня я просто не мог не придти сюда…
Он умолк. Лорд Лайтенвуд долго и внимательно вглядывался в виновато опущенные глаза дворецкого, а затем тихо и ласково спросил, взяв его руку в свою:
- Из-за чего же ты пришёл сегодня сюда, друг мой, ответь.
Уоллфрид глубоко вздохнул, и сердце его, только успокоившись, вновь учащённо забилось. Он вспомнил, как Фреммор в самом начале порвал едва натянувшуюся между ними нить контакта, нить мысленной связи, едва коснувшись сознания Уоллфрида, который думал о драконах, и тому пришлось потом искупать свою вину перед великим слугой за столь неподходящий вопрос молитвами о прощении. Фреммор не пожелал разговаривать с ним о драконах, а прерванный контакт тяжёлым грузом лёг на и без того измученное сердце старого дворецкого. Но, скрепя волю, Уоллфрид всё же попросил его не оставлять драконов наедине со своей бедой. И об этом должен узнать его хозяин, хоть он никогда и не видел этих прекрасных животных, ведь ему было всего тридцать четыре года, и когда он родился, мораторий уже был. Кроме того, Уоллфрид узнал сегодня, что в самом центре Лондона приземлился дракон с двумя всадниками, и весь город стал на голову: на дракона сбежался посмотреть чуть ли не весь Лондон. И уже в этом был знак. Знак их возвращения. Значит, люди признали ошибку, совершённую пятьдесят лет назад их предками. И об этом непременно должен узнать его господин.
И старик, моля Фреммора о положительном отклике хозяина на свои последующие слова, с придыханием ответил: