Мне вкололи укол и я погрузился в сон. Так продолжалось два дня. Я просыпался, лежал немного, думал, а потом мне кололи что-то в руку и я отключался. Во времена «бодрствования», мне ощущалось что-то странное. Будто какие-то потоки воздуха с разных сторон. Они переменчивые, не могут сложиться в полноценный узор. Что-то воде несобранной мозаики: вроде частей много, но картинка непонятная.
И вот наступил третий день, когда пришел доктор и сел рядом. Я чувствовал его. Не знаю, как. Даже примерно понимал его внешность.
- Сегодня мы попробуем смотреть на мир глазами. Сейчас мы снимем повязки, и ты сможешь поднять веки. Осторожно, твои глаза не привыкли к свету. Могут быть зрительные галлюцинации.
Меня чуть приподняли. Кольнуло в позвоночнике. Не сильно, но неприятно. Я почувствовал грубые руки мужчины врача, что приподнимал мое тело и нежные женские руки, снимающие множество бинтов с головы. С каждым размотанным лоскутом, становилось светлее. И, наконец, бинт пропал, лицу стало свежо и приятно. Я сощурился, стараясь открыть глаза. Каждое моргание давалось тяжело. Глазницы щипало, будто неродные.
В итоге, у меня получилось. Я распахнул веки и уставился на своих спасителей. Они же уставились на меня. Девушка, молодая, около двадцати пяти лет, рыжая с такими же рыжими глазами. По лицу можно сказать не много, но нутром чую, что тихоня. Выражение лица испуганное, с ноткой сострадания. Мужчина, около сорока лет. Седой, с короткими волосами и усами-щеткой. Глаза голубые. Уверенный в себе, самодостаточный. Точно любит и хорошо делает свою работу. Двигаться мне сложно, и каждый отдельный мимический жест дается так, будто я делаю его впервые. Но, не смотря на это, изображаю раздражение.
- Прости, просто такое не каждый день увидишь. Глаза имплантаты? – говорит девушка.
Я выпучиваю глаза в несметном ужасе. Доктор замечает это и сразу спешит меня успокаивать.
- Стоп-стоп! Ты хочешь сказать, что имплантатов глаз у тебя не было?
Я качаю головой, стараясь тратить на это как можно меньше сил. Доктор достает откуда-то зеркало и несет его ко мне.
- Значит, у тебя тотальные перемены в крови, дорогой. Очевидно, мы мутируем. Только не переживай, у нас тут и вирусологи и экологи и даже микробиологи есть, может, исправят, пока распространение не пошло.
Я смотрю на себя и замираю от увиденного. Мои обычные человеческие серые, когда то, глаза изменились. Белки глаз стали черные со стальным отблеском. Радужка серебристая, чуть отсвечивающая и переливающаяся. Зрачок меняет свою форму быстрее, чем я успеваю понимать. Меня трясет от ужаса. Что это и как оно таким стало? Но паниковать нет смысла, тут его правда. Я покорно прикрыл глаза и вновь открыл, смотря на доктора.
- Так, давай теперь мы познакомимся. Меня тут зовут хирургом. Не люблю я свое имя, да и смысл в имени пропал после войны. Так что и ты меня потом так называй. Моя профессия понятна уже, я думаю. В твоем восстановлении я участия не принимал – слишком опасная работа. Кромсали тебя наши мастера. Я считаю, что именно у них ты и поинтересуешься положением дел. Это, - он указал на девушку, - наша медсестра Аля. Она ухаживала за тобой, пока ты тут лежал. Поблагодарить ее ты еще успеешь. Времени у тебя будет много, сейчас бушует ядерная зима, а это значит, что в путь по своим делам двинуться ты не сможешь. Но есть и хорошие новости: твое тело восстанавливается, показатели в норме. Секундочку, мы отойдем.
Доктор прошел в дальнюю часть палаты вместе с Алей, и они о чем то шептались. Я осмотрелся, впервые за долгое время я могу увидеть окружающий мир. Четыре месяца… кто бы мог подумать. Меня подорвало, очевидно, гранатой или из миномета. А может быть, взрыв какого компонента в груде растерзанных броневиков? Как же я выжил? Ликаны помогли? В том состоянии, что была ликанша – сомневаюсь.