— От руки моего отца! Это вы внушили ему ненависть и желание убивать?!
Брюнет отрицательно покачал головой:
— Я не настолько всесилен. Просто принудить убить — да, взрастить в человеке ненависть, способную толкнуть на жестокое, извращённое убийство — нет. Я могу лишь вытащить на поверхность то, что таится на дне. Поверьте, в нём всё это было: глубокая подсознательная обида на мать, оставившую его на пороге детского дома в картонной коробке, на сверстников, жестоко издевавшихся над непохожим на них мальчиком, озлобленность на судьбу, отнявшую любимую женщину.
Со мной или без меня, однажды он всё равно бы сорвался. Когда в человеке годами копятся агрессия и ненависть это всегда заканчивается трагедией. Вот как всё было. Вы это хотели услышать? Вам стало легче, Злата?
Стало ли легче от того, что мой привычный мир снова рухнул? От мысли, что шестнадцати лет скитаний и преследований могло не быть, если бы не вмешательство возомнивших себя богами «гениев?» От осознания, что я первая предала отца, поверив в то, что он родился чудовищем?!
— Нет! — Слёзы струились по щекам. — Я вас ненавижу!
— Злата, не слушай его! — возмущённо воскликнул Алан. — Он лжёт! У мамы никогда не было онкологии! Ей не могли ввести эту чёртову вакцину!
Игорь Васильевич неохотно обернулся.
— Последняя жертва? Актриса? Верно, ей ничего не вводили, как и седьмой погибшей. Просто нужно было отвлечь внимание от темы онкологии, вот я и выбрал нескольких здоровых женщин.
— Ах, это ты выбрал, мразь! — захрипел Войнич и, не сумев сдвинуться с места, плюнул экстрасенсу в лицо.
Тот неторопливо достал из кармана платок и утёрся.
— Убить одиннадцать человек, разрушив их семьи, сломав десятки жизней — для тебя — это всего лишь хренов эксперимент! — продолжал горячиться Войнич.
Если бы взглядом можно было убить, тело Игоря Васильевича уже бы остыло.
— Конечно, мне жаль всех этих людей и вас тоже, — спокойно возразил мужчина, — но сожаление ещё никого не спасло, а эта вакцина поможет очень многим! Великие открытия всегда сопровождались жертвами. За всё нужно платить. Одиннадцать умерших или миллионы спасённых? Согласитесь, разница есть!
Мужчина осёкся, стирая очередной плевок Алана. Бессмысленный жест бессильного отчаяния, но мне захотелось его повторить.
— Как же он мне надоел, — устало посетовал Игорь Васильевич, обращаясь ко мне. — А знаете, Злата, ваш друг тоже на грани, в нём слишком много агрессии. Не знаю, есть ли смысл его спасать. Выражаясь избитыми метафорами, на «светлой» стороне его держит очень немногое: сестра, работа и вы. Последнее даже в большей степени. Что с ним будет после того, как вы нажмёте на курок? Пожалуй, я внесу в план некоторые коррективы, на вас уходит слишком много энергии. Лучше задействую его.
Мужчина осторожно взял у меня, совершенно оцепеневшей, не способной сопротивляться, пистолет и вложил в ладонь Алана. Взгляд спортсмена наполнился ужасом, наблюдая, как его рука медленно направляет оружие в мою сторону.
- Нет! Ни за что! Вы меня не заставите!
— Отчего же? Ненависти и злобы в тебе, мальчик, хоть отбавляй!
— Но не к Злате!
— Давай проверим! О, несколько месяцев назад…
— Сейчас всё не так, пожалуйста!
Отчаяние в его взгляде причиняло физическую боль. Он просто не сможет нормально жить, если выстрелит! Никогда себя не простит!
— Прекратите! — закричала я, пытаясь воззвать к голосу разума нашего мучителя. — Вы же не хотели огласки! Если имя Алана попадёт в газеты в связи с убийством, журналисты заинтересуются и начнут копаться в прошлом. Не трогайте его, пожалуйста, я сама всё сделаю. Только обещайте, что с ним и бабушкой ничего не случится!
— Обещаю, — серьёзно кивнул мужчина, и я почувствовала желанную свободу движений — удерживающие оковы спали, ровно до того момента, как мою ладонь наполнила уже знакомая тяжесть холодного металла.
А потом рука снова начала подниматься, вернулось нестерпимое желание оборвать эту нелепую жестокую жизнь, полную лжи и несправедливости. Голос Алана донёсся откуда-то из далека: