— Ну и зря, — вздохнул Тсуна и печально покосился на Киоко, пытавшуюся доказать брату, что ехать надо в начале автобуса, а не в конце, чтобы не укачало. — Я тоже думал, что лучше им ничего не знать, а сейчас понял, что ошибался. Киоко-чан смотри какая счастливая оттого, что мы ее с собой взяли. Сказала, что даже просто готовить нам завтраки и поддерживать из штаба для нее будет счастьем. А то в неизвестности сидеть дома и слушать новости, боясь услышать знакомое имя, ей страшно. Мне кажется, маме тоже страшно, но она каждый день смотрит новости и ищет в интернете ссылки на чрезвычайные происшествия в Италии, я сам видел в журнале браузера. Так что ты ей только нервы изводишь. Я тут понял кое-что… Знания могут принести вред, но они не бывают лишними. И лучше знать что-то, чем не знать, даже если это знание опасно, раздражает или заставляет нервничать… Ну, мне так кажется. Так что я даже несмотря на возмущение старшего брата рассказываю Киоко-чан о проблемах, если они могут нам угрожать.
— Как-то я с такой стороны на этот вопрос не смотрел, — озадаченно пробормотал Ёмицу и, одернув рукава пиджака, беспечным тоном, не отражавшим и капли его настороженности, спросил: — Ты-то как до этого додумался? Я вот уже много лет в CEDEF, и не подумал, а ты сразу об этом задумался…
— Это Киоко-чан меня заставила призадуматься, — чуть покраснев, ответил Тсуна и снова просмотрел на девушку, наконец договорившуюся с братом о компромиссе — посадке в середину салона, и теперь поднимавшуюся по ступенькам. — Она меня первого сентября спросила, как мы умудрились заболеть, и я попытался выкрутиться, но она сразу сказала, что простая тренировка не могла так плачевно закончиться. И тогда я… Ну не хотел я ей врать. Потому рассказал правду. И знаешь… — Тсуна обернулся к отцу и улыбнулся. Смущенно, но очень счастливо. — Она ведь очень обрадовалась. Обрадовалась, что я не стал ни врать, ни скрытничать. Поблагодарила и попросила больше от нее ничего не скрывать, потому что очень переживает. Она мне потом даже объяснила, что всегда понимала, когда мы врали, и очень из-за этого нервничала. Вот тогда я и подумал, что мама тоже наверняка тебе не верит, и к ней присмотрелся. Может, не стоит больше обманывать их? Они ведь на нашей стороне, а «тыл должен быть укреплен», ну, в смысле, не только в шахматах надо своего короля защищать, а и в жизни пытаться сделать так, чтобы те, кто в тылу, были надежной опорой. Разве нет?
— Это-то ты откуда выкопал? — озадачился Ёмицу.
— А, ты же не знаешь! — всполошился Тсуна, отлично понимавший, что отец в курсе его новых увлечений. — Я в шахматы с Гокудерой постоянно играю, и мы пытаемся перенести их правила на жизнь. Ну… вроде как я подумал, что если уж мне не отвертеться от роли босса, то надо соответствовать — стать собой из десятилетнего будущего. Ну и мы с Гокудерой как-то решили сыграть в шахматы и поняли, что это отличный способ научиться думать. Вот с тех пор я всё время стараюсь, как он учил, переложить жизнь на шахматы. Это плохо?
— Нет, это хорошо, — улыбнулся Ёмицу, подумав, что что-то не так. — Тебе явно пошли эти занятия на пользу. Только…
— Что? — насторожился Тсуна, впрочем, не подав виду.
— Да как-то непривычно тебя таким видеть, — рассмеялся Савада-старший и почесал затылок. А карие глаза внимательно смотрели на будущего Вонголу Дечимо из-под полуопущенных век.
— А ты подольше домой не приезжай, — проворчал Тсуна и вдруг сказал совершенно обычную для себя вещь: — А вообще, не важно это всё, пошел я в автобус. Жарко тут… что ж тут так жарко-то?..