Она не договорила. И не потому, что её голос снова был перекрыт птичьим вокалом. Да, птичка опять завела серенаду, но это был последний музыкальный номер бедняжки.
Схватив револьвер и, не то что не прицелившись, а даже не повернув голову к окну, Рокстон выстрелил. И птица умолкла навсегда.
Вероника вздрогнула от неожиданности, а Джон, убрав оружие, хмыкнул:
Надоела трескотня. – После чего, собрав оружие, вышел из комнаты, оставив Веронику в недоумении и обиде.
"Слава Богу, хоть он не бесится!" – радовалась Вероника, тихонько зашедшая в комнату журналиста и теперь наблюдающая за Мелоуном, склонившимся над своей тетрадью. Молодой человек что-то быстро писал, периодически покусывая кончик карандаша.
Лэйтон невольно залюбовалась. Сейчас Нэд был целиком и полностью в своей стихии. Уверенный в себе и своих силах, знающий, что и как надо делать. Солнечные лучики падали на репортёра, терялись в его волосах, заставляя шевелюру сиять золотом; да и по коже разлился золотистый оттенок.
Мелоун почувствовал, что на него смотрят. Поднял голову, увидел Веронику, улыбнулся и отложил карандаш.
Привет. – И для чего поздоровалась? Ведь сегодня уже виделись! Да ещё и рукой зачем-то помахала.
Привет, - не остался в долгу Нэд. Он поднялся из-за стола и пошёл к хозяйке дома. – Что-то случилось? Ты, похоже, немного дёрганная.
Есть такое дело, - со вздохом призналась Хранительница. – Мы с Рокстоном… - Она даже не знала, как это назвать. – В общем, у нас случилось недопонимание.
Бывает, - мотнул головой и пожал плечами Мелоун. – Ты в порядке?
Да. Конечно. – Вероника заправила за ухо прядь волос, потом вытащила обратно, а потом снова заправила. – Прости, я, кажется, отвлекла тебя от работы.
Моя работа никуда не денется. – Мелоун продолжал приближаться и остановился только тогда, когда оказался в нескольких сантиметрах от Вероники. – Больше ты ничего не хотела?
То есть? – не поняла Лэйтон.
Нэд приподнял брови.
То есть: ты пришла только за тем, чтобы пожаловаться мне на Рокстона?
Я не жаловалась. Просто проходила мимо, решила посмотреть, как у тебя дела.
Теперь солнечные блики играли золотом на его ресницах. Вероника вдруг подумала, что Мелоун и впрямь блондин. А ей-то всегда казалось, что русоволосый…
Чтобы посмотреть, как дела, достаточно пяти секунд. – Нэд вытянул руки, уперев их в стенку, по обе стороны от дикарки. – Ты же стояла здесь три минуты. Просто стояла и смотрела на меня. – Он сильнее опёрся на руки, тем самым став ещё ближе к Хранительнице. – Или скажешь, что я вру?
У Вероники перехватило дыхание от такой непосредственной близости и от этого открытого, прямого взгляда.
Нет. Ты ведь знаешь, мне всегда нравилось смотреть, как ты работаешь, - с грехом пополам пролепетала Лэйтон.
А больше тебе ничего не нравится? Во мне самом?
Вот теперь он припёр девушку к стенке не только буквально, но и психологически. И что тут скажешь? "Да, мне многое в тебе нравится, как в друге"? Опять?! Нет уж, тем более что это неправда, точнее, не совсем правда. "Чёрт возьми, да ты мне весь нравишься, целиком, ясно тебе?!" – вот что надо было бы сказать. Но Вероника поняла, что не сможет. Не хватит смелости, по крайней мере, сейчас, в эту секунду.
И вообще, что это за поведение? Забавно. Не далее как вчера Вероника говорила о том, что хотела бы, чтоб Нэд был посмелее, понапористее. Но не так же. То, что происходило сейчас, девушке нравилось меньше и меньше. Тут была не просто напористость, тут была наглость, которую Мелоун и не пытался скрыть – ни в манерах, ни во взгляде.
И ты туда же, - выдохнула блондинка.
Куда "туда же"? – уточнил репортёр, придвинувшись ещё ближе, чем вызвал у дикарки чуть ли не панику. – Тебя что-то не устраивает? Да, явно, да. Но я не могу понять, что конкретно. – Он на какие-то пару миллиметров отстранился, вскинув голову. – Парень я, вроде бы, видный, всё у меня на месте. Умён, симпатичен, скромен. Чего тебе не хватает?
Нэд…