Вновь переночевав на берегу, на следующий день юноши направилась пешком на запад, оставив потенциально проблематичные отроги на самый конец, подсознательно надеясь, что штурмовать их всё-таки не придётся. Их долгие ежедневные переходы, при которых требовалось не только двигаться, но и искать магическую тварь или какие-нибудь следы, способные указать на её присутствие, были утомительны. И если Петару было не привыкать к походам по пересечённой местности (он часто отправлялся в такие на летних каникулах вместе с младшими братьями и сестрой), то для Макса они были в новинку. Впрочем, он не жаловался и старался не отставать от напарника; эта твёрдость духа, принципиальное нежелание отступать и сдаваться трудностям была одной из немногих черт Винтерхальтера, которые Петару импонировали. Впрочем, после долгих часов пути по каменистым плато и через леса, которыми поросли склоны холмов, их обоих хватало лишь на то, чтобы поставить палатку, быстро поужинать и завалиться спать, чтобы на следующий день вновь встать с рассветом и двинуться в путь — в этих краях световой день был короток.
Показательным было и то, что Макс совсем забросил переписку. Пока напарники были в Вене, каждый день в их мансарду залетало хотя бы две-три совы, приносивших письма от отца Макса или каких-то «деловых партнёров», как он сам выражался, или появлялся домовик с посланием от Георга. Теперь же сов не прилетало совсем, да и домовик посетил их всего один раз — наверное, Макс предупредил брата в ответном письме, что времени на корреспонденцию у него нет. Сам Петар лишь пару раз переписывался при помощи блокнотов Семёрки с Владом, но его ответы были какими-то нервными и очень расплывчатыми. «Точно, что-то произошло, — догадывался Петар. — И это, судя по всему, серьёзно». Он пробовал узнать, что стряслось, у Адлера, но тот отписался коротким: «Расскажу, когда вернётесь».
За целый день юноши обычно обменивались парой десятков коротких реплик, однако один раз во время обеденного привала неожиданно разговорились.
— Интересно, как прошли переговоры отца в Софии, — начал Макс, вытянув ноги и откинувшись на локти. — Как считаешь, ваши болгарские аристократы присоединятся к «Маршу»?
Петар задумчиво поскрёб ногтями жёсткую щетину.
— Могут, теоретически, — медленно проговорил он, — хотя вашему «Маршу» это большой пользы не принесёт.
— Что ты имеешь в виду?
— Даже если наши чистокровные вдруг и поддержат твоего отца, в чём лично я сильно сомневаюсь, это будет всего лишь означать установление пропагандируемой им «диктатуры аристократии» в Болгарии. Но использовать её как плацдарм для распространения своих идей по Балканам твой отец не сможет — наши не станут вмешиваться в творящееся в других странах.
— Вот уж не знал, что болгары настолько любят самоизолироваться, — хмыкнул Макс.
— Не в этом дело, — покачал головой Петар. — После режима Гриндевальда в нашей стране осталось не так уж много чистокровных, да и многие полукровки в то время боролись против него и пострадали. Мой народ исстари не терпит тех, кто пришёл подчинить нас — военными методами или политическими, — и всегда даёт чужакам отпор. Обратная сторона медали — мы не стремимся навязать свои взгляды и образ мыслей другим. Вот почему я сомневаюсь, что наши присоединятся к «Маршу».
Теперь Макс посмотрел на него с интересом, который редко позволял себе проявлять.
— Если ваш народ такой независимый и гордый, не терпящий стороннего влияния, что ты делаешь в Семёрке? — прямо спросил он. — Чего ты вообще хочешь от жизни, Петар?
Петар отвернулся и с минуту глядел с высоты на деревушку, в которой они были этим утром.
— Думаю, я не удивлю тебя ответом «Встать во главе своей страны» — примерно того же хотят почти все в Семёрке. Сама по себе группа привлекает меня возможностью завести связи с теми, кто в дальнейшем будет руководить Европой.