— Чу-чу-чу, залечу, от хвори избавлю, — зашептал химородник, обтирая ладонью лоб, нос, губы Ветрова.
Ветров осознавал, что странный дед его спас. Ему бы благодарить Аггеича, но язык во рту был каменным. Инга его, конечно, сурово приложила, но не смертельно: участковый полностью обрел сознание, и пошевелиться смог. Странно, но ничего не болит: даже ноги как будто невредимы.
Аггеич все бормотал, ворчал, шипел, мерно раскачиваясь вместе с Ветровым из стороны в сторону, а потом из его шипения вырвалось протяжное: «Спииии», — и участкового тут же сморило.
========== Эпилог ==========
Комментарий к Эпилог
1. Немовля — по-украински младенец.
Спать было неудобно и ужасно твердо. Ветров поерзал, просыпаясь, и понял, что сидя спит. Закряхтев, он с трудом открыл глаза. Веки казались налитыми свинцом… И склеенными суперклеем: еле разжались, еле поднялись. Участковый обнаружил себя в кабинете опорного пункта — сидел за столом, уложив голову на папки и дрых, похоже, что всю ночь.
— Инга! Инга повесилась! — чей-то панический рев вызвал в голове ядерный взрыв. Ветров чуть со стула не упал, встрепенувшись.
Черт… Он же падал, ломал ноги, ломал руки. Ветров поднес руки к глазам. На месте руки, ноги — тоже на месте, и голова… гудит, как медный таз. Лишь один раз в жизни Ветров чувствовал себя так гадко — когда неудачно обмыл вручение дипломов. Неужели, он съел вчера что-то «не такое»? Хотя, что он мог тут съесть? Голод — просто адский гложет.
— Инга повесилась! Инга повесилась!!! — вопили явно с улицы — громогласно, как чертова иерихонская труба.
— Черт… Вот, черт… — прокряхтел Ветров, с титаническим усилием отодрав башку от жесткой столешницы. Как же болит башка-то — будто и впрямь, саданули лопатой. Особенно, с левой стороны… Куда Инга во сне навернула.
— Черррт… — шатаясь, Ветров потащился к окну и выглянул, навалившись животом на подоконник.
Вопила Никишина — носилась по двору ОПОПа и голосила, как шершнем ужаленная. К ней уже люди стекались — и Варюхина топотала, и Куркин. Вон, Петька шагает — робко так, и Варюхина его отпихнула. Нужно выходить — они все идут к нему. И чего повесилась-то? Испугалась, что нужно к педиатру везти ребенка? Вот, чертова дура!
Широко зевнув, Ветров потащился на выход. Проползая мимо небольшого зеркала без оправы, он бросил в него мимолетный взгляд. Лицо — без единой царапины, чистое — только очень уж заспанное, и щетина густо усеяла подбородок и щеки. Ленивец какой-то, а не человек. Черт, ну и сон: поляна эта, пропавшие да местный знахарь-шарлатан с котячьим глазом, черт…
— Инга повесилась! — возопила Никишина ему в лицо, едва Ветров показался на пороге.
— А откуда вы-то узнали, что Инга повесилась? — напал Ветров на Никишину, решив ненароком, что тетка отомстила за мужа: придушила горемычную и повесила сама. Инга-то как былинка, а Никишина — тетка крепкая. А если еще и Варюхина помогла…
— Да, проходили мы мимо с Катериной! — изрекла Никишина, ничуть не смутившись. — Мирошку искали…
— А как вы узнали, где его искать? — прищучил ее участковый. — Говорили же, что не знаете, где его капканы?
— Дык, я к Куркину ходила! Врезала ему одну — сразу, ирод, раскололся, где свои ловы запрятал! — боевито плюнула Никишина. — Катерина мне помогла! А ты — мямля! Ходишь все, болтаешь — а без толку!
— Ага, — кивнул Куркин, выпятив пропитую физиономию. — Врезала…
Теперь у него не один, а два фингала: под обоими глазами, как очки… Стоп, как они вообще к Инге попали? Там же псина эта — целый медведь?
— А, какая псина? Там голытьба полная! — изумила Ветрова Никишина. — Гниль да дрань, и во дворе бедлам! Сроду псины не водилось у этой замарахи!
Бедлам? Замараха? Да что такое порет Никишина? Ветров сам видел у Инги в хате: полы сверкают, и разуваться надо… Нет, не видел: он заснул над бумагами, и ему всего лишь, приснилось, что у Инги добротная хата.
Ветров подавил мерзко рвущийся наружу зевок и решил быть ментом.
— Петька, Авдоткину дозвонился? — рявкнул он помощнику.